– В чем дело? – спросила Клара.

Радостное лицо миссис Этчли сморщилось от беспокойства. Хэтти пошлепала младенца по ступням, но тот не реагировал. Вокруг крошечных губ возникло голубое очертание.

Я действовала не раздумывая. Одним взмахом расчистила тумбочку, выхватила ребенка у Хэтти и, положив его, взяла за запястья одной рукой. Затем подняла их над его головой и быстро опустила. Спокойно отсчитала до четырех и повторила движения. Вытянуть руки для расширения грудной клетки, резко опустить, надавить на торакс.

Раз. Два. Три. Четыре.

Тихие всхлипы Клары звучали будто издалека. Я почти не слышала взволнованных вопросов ее матери, просто считала. Взгляд не сводился с груди младенца – такой хрупкой, как птичьи косточки.

Я наклонилась и прислушалась. Взмолилась. Руки вверх. Вниз. Надавить, послушать, посчитать. Боковым зрением я заметила, как Хэтти закрыла рот ладонями, ее глаза затопило отчаяние. Мальчик не дышал. Ничего не менялось. Комната опустела, будто все звуки выкачали вместе с дыханием ребенка.

А затем – вздох. Нежный, как лепесток, и тихий, как шепот.

Я снова вытянула руки младенца и услышала трепетный вдох. Потом кашель и, наконец, крик. Слабый, дрожащий и чудесный.

Я подняла мальчика к лицу, испачкав щеку в липкой крови. Послушала его дыхание, набирающее силу. Его хныканье становилось громче, щеки сердито заливались краской.

Клара потянулась за сыном. Я передала его, едва не падая с ног от облегчения. Она прижала младенца к себе, и крики прекратились. Он открыл глаза и посмотрел на свою маму.

– Привет, малыш, – произнесла Клара ломающимся голосом и поцеловала его в сморщенный лоб. – Ты нас немного напугал.

Хэтти с миссис Этчли обнялись и закружились в радостном танце. Я прыснула, испытывая безумную благодарность, что мальчик выжил.

– Откуда ты знала, что делать? – спросила миссис Этчли.

Я вытерла кровь со щеки краем юбки.

– Отец научил, на случай, если мне потребуется кого-то реанимировать. Он доктор.

Меня удивила гордость в собственном голосе. Прилив радости, который я ощутила, когда помогла малышу Клары появиться на свет, полностью меня поразил. Никогда еще я не делала чего-то столь значимого. Меня охватило глубокое умиротворение. Я еще многого не понимала, многого не умела, но в этот миг – самый важный из всех – моих знаний было достаточно. Моя работа имела значение.

Абель крикнул из прохода:

– У вас там все хорошо?!

– Это мальчик, дядя Абель. И он прекрасен, – ответила я.

– Его зовут Уильям, – заявила Клара.

Пока миссис Этчли уговаривала ее отдать ребенка для первой ванны, я умылась и вышла в гостиную. Мои вены переполняли усталость и восторг. Я чувствовала, что могу покорить весь мир. Но сперва хорошо бы отоспаться.

Я рухнула рядом с Абелем; тот вырезал из палки свисток для своих младших братьев и сестер.

– Похоже, ты там отлично справилась. Не думаешь о будущем в акушерстве?

– Знаешь, вполне может быть.

Он быстро сжал мою руку.

– Спасибо, что помогла Кларе. И Уильяму.

Масляный свет нового дня лился на пятерых детей Этчли, все они спали на полу на паллетах, укрытых стегаными одеялами. Джеп сосал большой палец, закинув руку на плечо Тео. Фэй прижимала к груди кудрявую младшую сестру.

– Это честь для меня, – ответила я.

Абель задумчиво посмотрел на младшеньких.

– Если уж и воспитывать ребенка без отца, то наша семья идеально для этого подходит. Уильям никогда не почувствует нехватки любви или внимания.

Я откинула голову и закрыла глаза, думая о собственной матери. Ее жизнь сложилась бы иначе, если бы семья относилась к ней так же, как Этчли к Кларе. Возможно, расскажи она им правду, они бы ее не подвели.

Хэтти открыла дверь и потерла тыльной стороной руки усталые глаза.

– Я еще задержусь ненадолго, чтобы помочь, но вы можете возвращаться на ферму. – Она посмотрела на меня, и морщинки вокруг ее губ углубились от улыбки. – Ты настоящий герой.

– Спасибо. – Я встала и посмотрела на западные поля, в сторону Ардженты, находившейся всего в нескольких милях от нас. Я могу предстать перед бабушкой с дедушкой примерно через час с хвостиком. – Прежде чем я вернусь, мне нужно кое-что сделать в Ардженте, – я облизнула пересохшие губы и выпалила: – Оказывается, у меня вроде как живет там семья.

Должно быть, что-то на моем лице отбило у Хэтти желание задавать вопросы.

– Ладно, – медленно произнесла она. – Но возьми с собой Абеля.

Мы поехали в Ардженту на небольшой повозке, позаимствованной у миссис Этчли. Сиденье было рассчитано на одного человека, так что всю дорогу мои мысли занимало совсем не то, что нужно. Нога Абеля прижималась к моей, я чувствовала его прикосновение даже сквозь юбку и кринолин.

Когда впереди замаячили белая церквушка и пасторат, мой желудок ухнул в пятки.

– Надеюсь, дома только миссис Мэйхью, – сказала я, и в эту секунду на крыльцо пастората вышел преподобный Мэйхью.

– Обидно, – пробормотал Абель, останавливая повозку.

Священник сверлил нас взглядом из-под котелка, держа под мышкой изрядно потрепанную Библию. Миссис Мэйхью вышла на улицу и вытерла руки о клетчатый фартук. Я всматривалась в их лица, пытаясь увидеть в них мамины черты. Вот она, в изгибе подбородка миссис Мэйхью? Или в худощавом телосложении пастора?

Доброе лицо миссис Мэйхью озарилось тем же неожиданным узнаванием, что и у ее мужа, когда он увидел меня на ярмарке.

– Мы можем вам чем-то помочь, ребятишки? – спросила она.

– Меня зовут Верити Прюитт. Я живу у семьи Везерингтон, за Уилером. Это их племянник, Абель Этчли.

Тот поздоровался, приподняв шляпу.

– Полагаю, вы здесь, чтобы пожениться, – сказал преподобный Мэйхью зычным голосом. – Обычно молодые пары приезжают к нам без предупреждения именно по этой причине.

Его тонкие губы дрогнули, словно от боли.

– Нет, сэр, – возразила я, подняв руки. – Мне нужно поговорить, вот и все.

Миссис Мэйхью обратила на мужа голубые глаза.

– Разумеется, – кивнула она, открывая дверь.

Абель пошел первым, но я придержала его за руку.

– Думаю, лучше я пойду одна.

Он на секунду всмотрелся мне в лицо и кивнул.

Я последовала за парой в небольшую гостиную и устроилась на низком диване, а Мэйхью сели напротив, на два жестких на вид стула в зелено-белую полоску. Преподобный Мэйхью осторожно положил Библию на кофейный столик, а я тем временем рассматривала распечатку десяти заповедей в рамке, прибитой к ситцевым обоям. Через открытые окна проскользнул ветерок и потрепал розовые лепестки герани в подвесном кашпо.