– Ну и куда теперь? – спросила мама хрипло, прокашлялась и завела машину.

– К Таунсенд, – ответил Гленнон.

Он понимал теперь, что Таунсенд – не чудовище. Она не пыталась напасть на него, как мисс Лейси. Она не пыталась убить его, как Эверетт. Она не пыталась уговорить его остаться, как Кит.

– Только у неё есть лодка, которой мы можем воспользоваться, чтобы покинуть остров.

Однажды девочка помогла ему, и Гленнон надеялся, что она сделает это снова.

– Ты уверен, что нельзя подождать, пока кончится шторм? – Мама осторожно вела машину по грунтовой дороге, и, хотя такая малая скорость заставляла Гленнона беспокоиться, он понимал, что так безопаснее, тем более что ветер всё усиливался.

– Или мы добудем лодку прямо во время шторма, или останемся и остров нас поглотит, – отвечал Гленнон.

Они добрались до Ингрэма быстрее, чем если бы ехали на велосипедах. И хотя кругом бушевал ветер, остров не выкидывал тех штучек на дороге, с какими столкнулся Гленнон, когда приезжал сюда один.

Мама припарковала машину, и они побежали к маяку. Они застучали в дверь, прося, чтобы их впустили. Через несколько секунд, показавшихся Гленнону невыносимо долгими, дверь открылась. На пороге стояла Таунсенд – руками она упиралась в бока, а чёрный капюшон скрывал лицо. Из двери лилось тепло и запах хлеба. Она сказала:

– Весь остров слышал о вашей драке с Эвереттом.

С ужасом Гленнон понял, что она может не впустить их. Она им не поможет. Для неё это тоже очень опасно. Она живёт здесь, так же как дядя Джоб. Если она поможет, как отплатит ей остров? Каковы будут последствия для неё?

– Впусти их, Таунсенд, – раздался голос с кухни.

Таунсенд опустила руки и шагнула назад, давая им войти, хотя смотрела недобро.

– Мы не хотели бороться с Эвереттом, – сказал Гленнон.

– Никто не хочет, – ответил голос. Это был смотритель Дельмонт. Он стоял у кухонной раковины и всматривался в открытое окно. – Никто не хочет бороться с Эвереттом, но многим в конце концов приходится.

– Приходится, но ничего не получается, потому что мы недостаточно сильны, чтобы бороться с островом Филиппо, вливающим жизнь и энергию в Эверетта. Так что мы сидим здесь, печём хлеб и смотрим в окно на корабли и пассажиров, которые могут присоединиться к нам, – заговорил мистер Трекслер, стоя у печки. Но тут он радостно вытащил из духовки булку: – Банановый хлеб!

Таунсенд плюхнулась на стул.

Её папа выложил хлеб на доску на столе. Отрезая ломти, он укладывал их на тарелки с золотыми листьями по краям. Он намазал на кусок хлеба сливочный сыр и подтолкнул его через стол к маме Гленнона.

– Папа! – воскликнула Таунсенд, вся подтянувшись.

– Таунсенд, – он подал тарелку Ли, потом Гленнону, – мы помогаем тем, кто в этом нуждается. Мы защищаем тех, кому требуется защита. Мы кормим тех, кто голоден.

– Мы и себя-то едва можем защитить, куда уж других, – пробормотала Таунсенд.

– Меня вы отлично защищаете, – произнёс третий голос.

Гленон оглянулся и увидел Гибралтара, сидящего на кровати в одной из комнат.

– Ты тоже призрак? – спросил Гленнон.

– Нет. Потому-то остров и пытается убить меня. – Гибралтар сжимал и разжимал кулаки.

– Ты сдался? – спросил Гленнон. – Ты больше не ищешь путей к бегству?

Глаза Гибралтара блеснули, губы скривились в усмешке:

– Ну уж нет! Я вовсе не собираюсь становиться призраком.

Таунсенд со своим стулом почти скрылась под столом. Ещё мрачнее, чем прежде, она сказала:

– Он испортил мою лодку!

– Что? – не понял Гленнон.

– Он испортил мою лодку! – она возмущённо взмахнула руками. – Обклеил битым стеклом, обточенным морем, и алюминиевой фольгой!

– Здесь нет лодок, отгоняющих призраков, так что я сделал такую, – Гибралтар уже не улыбался. – Хотя мне нужен призрак, чтобы управлять лодкой. Мне нужна помощь, чтобы пробиться сквозь шторм.

– Мы уже просили прощения, – заметил смотритель Дельмонт, продолжая вглядываться в окно. – Мы не хотим ввязываться в битву с островом. Приближается, – заметил он, отшатнувшись от окна. – Я вижу огни.

– Эверетт? – спросил Гленнон. У него перехватило дыхание. Мальчик откашлялся, но больше ничего не сказал. Он слишком волновался.

– Хуже, – сказал смотритель Дельмонт. – Корабль.

– Корабль-призрак? – спросила мама.

– Хуже, – смотритель Дельмонт повернулся, и они впервые увидели его лицо.

Мама охнула. Она отшатнулась от смотрителя Дельмонта, задев свою тарелку. Гленнон ещё никогда не видел её такой испуганной и кинулся поддержать её.

Горло смотрителя Дельмонта было перерезано прямо под подбородком, словно у него было два рта. Из раны поднимался белый дымок. Очертания его лица покрыл туман, карие глаза помутились.

– Хуже, – сказал он, – это корабль живых.

Смотритель Дельмонт отпер заднюю дверь. Ветер засвистал, пытаясь вырвать у него дверную ручку. Смотритель поднял руку, словно приветствуя корабль.

На тёплой кухне Гленнон позабыл, как холодно на улице. Он забыл и про шторм, и про темноту ночи.

– Они скоро будут здесь. Ещё несколько минут… – сказал смотритель Дельмонт.

– Они собираются причаливать? – спросил Гленнон.

Все повернулись к нему, включая смотрителя Дельмонта, с его дырами вместо глаз.

– Они собираются разбиться. Они налетят на мель. Корабль затонет. Если кто-нибудь выживет и доберётся до острова, он исчезнет, жизнь вытечет из него, когда настанет праздник. Люди умрут, – сказала Таунсенд.

Вдалеке на волнах тёмного озера качались огни, словно костёр на воде.

– А вы будете просто сидеть и ничего не делать? – Гленнон вспомнил, как говорил троим смотрителям на Грейвинге: «И это всё, что вы собираетесь сделать? Они же погибнут», – и ответ смотрителя Орвелла «Корабли терпят крушения», прозвучавший так, как будто это обычное дело.

– А чего ты хочешь от нас? – спросила Таунсенд. – Мы ничего не сможем сделать!

– Могли бы, – возразил Гибралтар, – вы могли бы выйти и спасти их. Вы могли бы направить корабль прочь от мелей!

Таунсенд вышла из-за стола и с трудом повернулась к двери, к кораблю. Чёрный капюшон чуть сполз, показав верёвку, намотанную на голову.

– Такая помощь навредит нам!

– Вы же призраки! – воскликнул Гленнон.

– Это не значит, что моё существование ничего не стоит!

Рассерженный Гленнон натянул капюшон поглубже и застегнул куртку до самого подбородка.