— Ну что же, пусть он покарает тебя за богохульство, отважный и глупый старик, — сказал Одноглазый и протянул в сторону окна руку.

Гром загрохотал сразу после этого жеста. Ингьяльд не отодвинулся от окна, как и прежде. Но тут же в тучах сверкнула одна молния, за ней вторая, а третья, наиболее яркая, ударила прямо в распахнутое окно, которое загораживал собой старый ярл Ингьяльд. Что стало с ярлом, видно не было. Зато хорошо было видно, как засветилось окно: сначала ярким белым светом, на который больно было смотреть, потом наружу через оконный проем пробился громкий треск, а потом белый свет быстро сменился на ярко-красный. И языки пламени выглянули из окна. Красивая сцена, придуманная Гунналугом, была разыграна с идеальной точностью. И произвела эффект, которого колдун добивался. А Торольф Одноглазый двинулся вдоль обрыва в сторону стен. Пройти ему пришлось всего пятнадцать шагов, и еще не все воины, слышавшие разговор, поняли, что произошло, и уж тем более никто не успел сообразить, что их дом горит и все они могут сгореть в пламени, если не покинут двор. Но снаружи их ждут вооруженные противники. И воинам предстояло сделать выбор, где принимать смерть. Но ярл Торольф желал поторопить события, чтобы подтолкнуть воинов к нужному выбору.

— Эй, там, на стенах… — крикнул он.

Воины, до этого только высовывающие головы, показали плечи.

— Вашего ярла Ингьяльда за нечестивость покарал Один. Ингьяльд убит молнией, а дом горит. Кто не хочет сгореть в пламени, может выйти. Я предлагаю вам два пути. Первый. Поскольку вы теперь свободные люди и вас не сковывает клятва верности погибшему ярлу, я предлагаю вам перейти на службу ко мне, как перед этим перешли тролли. Второй путь. Я не буду карать вас за верность ярлу Ингьяльду. Кто не хочет служить мне, может уйти, куда его глаза поведут. Но думайте быстрее, скоро весь дом будет объят пламенем…

И тут же, в подтверждение слов Торольфа Одноглазого, где-то в доме раздались истошные крики:

— Пожар!.. Пожар!.. Горим!.. Дом горит!..

Кажется, битва за Дом Ингьяльда была уже выиграна…

* * *

Только двенадцать воинов покойного ярла Ингьяльда не согласились по какой-то причине присоединиться к войску Торольфа Одноглазого. Скорее всего, чувствовали за собой поступки, которые не позволят им стать друзьями и соратниками рыбакам. Торстейн Китобой тоже понял все именно так, а может быть, и узнал кого-то, и потому желал было «проводить» уходящих, чтобы рассчитаться за прошлые притеснения, но Гунналуг категорично запретил это делать.

— Эти люди разнесут весть о случившемся по всей нашей земле. И решат спорный вопрос, вынесенный на собрание бондов, даже без нашего участия. Не трогать их. Я был бы рад, если бы и остальные, подобно им, разошлись по дорогам. Но… Но они нужны нам и в войске.

— Они и нам тоже нужны… — согласился с колдуном ярл Торольф.

Китобою оставалось только согласиться. Но, когда он направился было к своим воинам, Гунналуг повторил в спину Китобою:

— Я же запретил трогать их… Кто тронет уходящих, у того завтра же горб вырастет.

Китобой идти к своим передумал.

Когда Торольф Одноглазый подошел к лодке, его встретил недоумевающий Красный Нильс.

— Колдун расспрашивал меня, как остановилась волна, — сказал Нильс. — Разве не он остановил ее?

Ярл только пожал плечами.

— Не я, это точно. И, думается мне, не ты. Может быть, у него получилось нечаянно…

После такого удачного начала своего пешего марша по Норвегии ярл Торольф Одноглазый чувствовал себя окрыленным и сильным, чуть ли не великим и непобедимым. Конечно, колдун Гунналуг не поскупился и поделился, как и обещал, с ярлом частицей своей славы, и теперь эта слава окружала Торольфа и нимбом висела вокруг головы. Еще немножко, и Одноглазый сам готов был бы поверить в то, что Один даровал ему право управлять молниями по своему усмотрению. Получилось все очень красиво и эффектно. Поднята рука, и тут же удар молнии туда, куда рука указала. Хорошо было бы, чтобы молния вылетала из руки, но этого даже Гунналуг сделать не сумел. Однако и так все получилось сказочно. Не только бывшим воинам ярла Ингьяльда, но даже старым, прошедшим вместе с ним множество походов воинам самого Торольфа произошедшее показалось великим чудом. И Одноглазый каждой клеткой тела ощущал, что воины трепещут, даже случайно оказавшись рядом, и боятся посмотреть ему в единственный глаз. Его авторитет никогда, даже после самых значимых побед, не был таким высоким, как сейчас. Это и понятно. Ярлов, прославившихся своими победами, в их краю было хоть пруд пруди. Но чтобы кто-то из ярлов делал такое, что всем показал Торольф, воины и представить себе не могли. Им, конечно, хотелось бы сжечь и пограбить усадьбу Ингьяльда. Вернее, сначала пограбить, а потом сжечь. Но и бескровной победой они были довольны. Бескровная победа — это еще один эпизод, который не укладывался в головах воинов, привыкших все брать мечом и преодолевать упрямое сопротивление. Но всех радовало такое значительное усиление отряда и за счет рыбаков, и за счет воинов ярла Ингьяльда. Теперь, как все понимали, у Торольфа такие силы под рукой, что едва ли найдутся силы, достойно противостоящие ему в борьбе за титул конунга. А стать частью дружины конунга — это ли не мечта достойного воина. Самые крупные набеги, самые выгодные походы — это то малое, что дает возможность служить у конунга. И даже возможность самым отличившимся получить титул ярла — это тоже была одна из возможностей. Ради таких возможностей стоило потерпеть и одну победу одержать без боя и последующего разграбления имения противника.

От догорающего дома Ингьяльда, поскольку шторм еще не кончился, а Гунналуг истощил весь запас своих магических сил и превратился на какое-то время в обычного человека, который уже не в состоянии провести через бурное море лодки только своей мыслью, решили идти пешим строем. Даже колдуну пришлось забрать свои пожитки из драккара и нагрузить ими нескольких гребцов. Был багаж и у самого Торольфа, и его пришлось тоже нести гребцам. К счастью, в доме Ингьяльда была конюшня, в которой содержалось семь лошадей, и воины вовремя позаботились о животных и вывели их из пылающего дома. Лучших коней взяли себе, естественно, ярл Торольф и колдун Гунналуг и даже не поинтересовались, кто поедет на оставшихся. Правда, одну лошадь под взглядом Торольфа потребовал себе Торстейн Китобой, и ярл не возразил. Торстейн, как показалось, специально проявил эту требовательность в присутствии ярла, чтобы другие поняли его особое здесь положение. Одноглазый позволил ему это особое положение занять. Пока это было можно и нужно и даже выглядело выгодным Торольфу. А дальше стоило посмотреть, как пойдут дела. В любом случае, оставить Китобоя без лошади никогда не поздно.

Китобой же пообещал, что его люди, из тех, что не отправятся в поход, когда погода установится, перегонят все три драккара в свой фьорд, чтобы они были там под приглядом. В дальнейшем Торольф планировал, как знал Гунналуг, построить новый вик на берегу большого фьорда, может быть, прямо на пепелище дома Ингьяльда, и не собирался пускать на эти берега никого постороннего, чтобы не повторилась история. Впрочем, Торольф Одноглазый пообещал, что, когда станет конунгом, официально и документально своей властью подтвердит право вика Торстейна на этот фьорд, чтобы наследники Ингьяльда, если такие объявятся, на него не зарились. И даже намекнул, что у Торстейна будет возможность хорошей службой заработать титул ярла. Мысль эта рыбаку и охотнику, кажется, сильно понравилась. По крайней мере, лицом он заметно посветлел. Но, в самом деле, если Торстейн окажется полезным человеком, отчего же его не сделать ярлом, если это будет во власти Торольфа. Верные люди нужны даже на окраинных землях. А Китобой, кажется, не очень гибкий и не из тех, кто склонен к предательству, даже если собственная выгода откровенно требует этого.