Колонна воинов, выходя на дорогу, выглядела уже вполне солидной — более четырех сотен проверенных бойцов — и растянулась по дороге извилистой змеей. Но возвращение не показалось долгим, потому что настроение у победителей было приподнятое, а побежденные были заняты мыслями о своей новой службе и пытались сообразить, к добру или к несчастью такие перемены. В вике встречали победителей, но и побежденных приняли вместе с победителями, как новых друзей, не вспоминая старые обиды и притеснения. На праздник Торстейн выделил только час, потому что пора было выступать в дорогу, чтобы успеть в два перехода добраться до следующего большого селения. И через час уже выступили в путь, пристроив позади колонны воинов колонну с пленными рабами-русами. Ночевать планировали среди прибрежных скал, поскольку начало пути шло вдоль морского побережья, и только после большого селения, где Одноглазый тоже рассчитывал пополнить ряды воинов, дорога сворачивала в материковую сторону, тянулась среди суровых холодных гор, где ветер гуляет по долинам, и к морю уже долго не приближалась.

Торольф намеревался за время пути хотя бы вдвое увеличить численность своего войска, в основном за счет жителей внутренних районов, которые живут более бедно, чем приморские жители, и даже намеревался нанять еще полсотни берсерков, живущих отдельной колонией как раз на их пути, в дополнение к существующей полусотне. Тогда у ярла будут более солидные силы, с которыми можно без сомнений отстаивать свое мнение на собрании бондов и мало обращать внимания на мнение других ярлов, даже если они сумеют преодолеть обычную разноголосицу и объединиться. Еще Гунналуг к моменту собрания выделит своих людей в поддержку. Да и сила и авторитет самого Гунналуга будут стоить такой же военной силы. А если до бондов дойдет история с молнией, бьющей по указке Торольфа, кто тогда посмеет выступить против его желания стать конунгом? — сам себя мысленно спрашивал Одноглазый. Только тот, кто сам желает стать. Но в этом случае воинская сила должна будет уже не просто себя показывать, а громко и настойчиво, с отточенным красноречием говорить своим металлическим языком. А много ли найдется охотников столкнуться с Торольфом?

Ответ тоже приходил сам собой. Есть только один вариант, при котором у Торольфа могут возникнуть проблемы. Если сын Кьотви юный Ансгар заявится на собрание с символом власти, пристегнутым к поясу, то все старания Торольфа окажутся напрасными. При существующем конунге собрание бондов не имеет права выбирать нового конунга, и Ансгар тогда будет признан существующим конунгом. И вообще тогда собрание, возможно, не состоится. Вернее, оно состоится как знакомство с новым конунгом, но не более.

Но это все тоже не бесповоротная беда. Жизнь проста, а конунги смертны. И если Торольф, в самом крайнем случае, прямо там, не откладывая решения вопроса надолго, отыщет подходящую и оправданную причину для ссоры и разделается с мальчишкой, никто не посмеет сказать, что победитель недостоин титула. И тогда собрание не придется собирать еще раз. Но все же мальчишку, если он до сих пор жив, вопреки уверениям ярла Фраварада, лучше до собрания не допускать и разделаться с ним раньше, прямо накануне. И Гунналуг тоже в этом заинтересован. Он постарается помочь. После того как колдун уничтожил молнией ярла Ингьяльда, пусть и думают все, кроме самого Одноглазого, что это не Гунналуг, а он сам это сделал, так вот, после этой скоротечной и красивой расправы, повлиявшей на всех при этом присутствующих, Торольф уже не сомневался, что и Ансгара постигнет та же или похожая участь. И это дело времени. Но для подкрепления своих претензий на верховную власть в стране собранию бондов необходимо продемонстрировать и собственную значительную воинскую силу. Конунг всегда не только власть, но и сила. Иначе получится как в Швеции. Конунг имеет власть, но не имеет реальной силы, чтобы воплощать в жизнь свои приказы. И это несмотря на то, что конунга поддерживает мощный Дом Синего Ворона вместе с Гунналугом. Однако Швеция слишком большая страна, и противник у конунга слишком сильный и авторитетный, чтобы ситуация стала однозначной. В Норвегии так быть не должно. В Норвегии сила значит много, и все бонды желают считаться с властью только тогда, когда она обладает и силой. Потому демонстрировать силу следует обязательно.

Такие мысли спокойно плавали в голове ярла и создавали радужную картину величественного будущего. Казалось, уже нет причины, способной помешать начатому так удачно. Удачное начало всегда обещает удачное завершение — это истина, не подлежащая сомнению. И непонятно было, отчего хмурится Гунналуг, едущий рядом с Одноглазым.

— Тебя недобрые мысли посещают? — тихо, чтобы не слышали идущие неподалеку воины, спросил Торольф.

— Меня беспокойство посещает… — ответил колдун устало. — А беспокойство добрым не бывает, и это даже тебе, наверное, известно…

— Меня во время морского пути тоже беспокойство грызло, — признался Торольф. — Все опасался, как у нас на деле получится. А получается даже лучше, чем ожидал. И все благодаря тебе, за что я тебе весьма признателен. Надеюсь, что и в дальнейшем ты сумеешь показать себя не хуже. Отчего тебе не наградить, как ярла Ингьяльда, второй молнией и Ансгара? Я не знал о твоем подобном умении. Но если ты умеешь это, то почему бы не использовать?

— Во-первых, потому, что законы колдовства запрещают нам поднимать руку на власть и вмешиваться в борьбу за власть. Власть дается богами, и не дело человека бороться с властью богов. Я и без того нарушаю закон, поддерживая тебя. Кстати, возможно, это одна из причин, по которой я теряю силы. А уж если я захочу ударить Ансгара молнией, боюсь, эта молния полетит в тебя или в меня. Кроме того, молнию создавать я не умею. Я умею направлять уже созревающие в небе молнии. А это совсем другое дело.

— Так ты что, сомневаешься, стоит ли меня и дальше поддерживать? — напрямую спросил Торольф. — Тогда предупреди сразу, и я буду рассчитывать на свои силы.

— Я не сомневаюсь. Мне и моему Дому нужен во главе Норвегии именно ты!

— Одно только меня смущает — не пришлось бы новому конунгу делить с тобой власть.

Торольф говорил благодушно, шутил в меру своего своеобразного понятия шутки, поворачивая при этом голову, потому что колдун ехал со стороны отсутствующего глаза. Но Гунналуг радоваться шутке не спешил, и даже, наоборот, сводил на переносице белесые, почти бесцветные на смуглом лице брови.

— А ты не смущайся. Почти все правители делят власть с кем-то, кто остается в тени. Это давно известно. Поделишься и ты, когда я сделаю тебя конунгом. Я уже помог тебе сильно. Себя почти лишил сил этой помощью. Но у меня, помимо твоих забот, и своих, поверь, с излишком хватает. На меня, на время своего отсутствия, старший ярл Дом Синего Ворона оставил. Тебе это хорошо известно. А я какие-то неприятности для Дома чувствую, но понять пока ничего не могу. Есть ощущение, будто приближается что-то, но как узнать, что именно и откуда? И гонцы мои где-то запропастились, и давно уже никто не прилетал. Это тоже беспокоит. Словно они теряются в пространстве. А потеряться они могут только в одном случае — если я стану ничем. Ничем и никем. То есть они меня спутают с обыкновенным человеком. Чтобы не спутали, нужна сила, на которую они слетаются. А силы никак не восстанавливаются. Даже выяснить ничего не могу. Самого простого. Порошок в воздухе гореть почти перестал. Магический огненный треугольник подпитать нечем. Через раз загорается. Все истратил на тебя. А если с Домом что-то не в порядке? Какими силами я вмешаться могу? Что я могу врагам противопоставить, если враги голову подняли? Ты же не пошлешь ко мне в помощь воинов, которых я помог тебе найти. Что я могу сейчас? Только подсказать, какой назавтра ветер будет? Какие завтра облака прилетят? А тут еще выборы твои. Где я на них сил наберусь? А я обещал тебе, значит, должен сделать. И от всего этого, ты считаешь, я должен радоваться!..