Князев принялся терзать подбородок двумя пальцами. Взгляд его по-прежнему был прикован к носам их ботинок.

— Ее брат не был одиноким, его и то никто не искал. Он никому не был нужен. Идемте, товарищ старший лейтенант, провожу вас до машины, — хлопнул его по плечу Громов и подтолкнул к ступенькам.

Князев нехотя подчинился, пошел за ним к автомобильной стоянке.

Возле своей машины он остановился, кивком простился и открыл водительскую дверь.

— Вы по-прежнему не хотите мне ничего рассказать, товарищ старший лейтенант?

Громов рассматривал его с подозрением. Парень был толковым, он таковым ему показался с первого взгляда. Толковым и очень скрытным.

И Громов был почти уверен, что старший лейтенант не из-за пустяка приехал сюда, простояв в пробках часа полтора. Из-за чего? Из-за какой-то флешки с содержимым сомнительной ценности?

Не мог! Что-то он утаивает.

— У меня по-прежнему нет для вас информации, товарищ капитан, — проговорил Князев, залезая в машину. — Извините, мне пора.

И уехал. Правда, недалеко. Громов поехал за ним следом, пропустив вперед четыре машины. И не выдержал, довольно рассмеялся, когда понял, куда держит путь Князев.

Он совершенно точно ехал к дому, где проживала Настя Сугробова. Он ехал к ней. Зачем?

Их хватило ровно на неделю. Их терпение улетучилось, как туман, путающийся по утрам в кустах жасмина под окнами просторного дома, который построил участковый много лет назад.

На восьмой день Варя проснулась от шороха в соседней комнате. Там чем-то осторожно шуршал Паша. Вещи собирает, поняла Варя. И изо всех сил прикусила губу, чтобы не расплакаться.

Ну да, да, они ругались все это время. Негромко. Сдержанно. Чтобы не привлекать внимания людей, которые вели наблюдение за домом матери Вари и домом ее ухажера — участкового Василия Ивановича. Чтобы не мотать нервы Василию Ивановичу, который уже много раз пожалел о том, что взялся им помогать. Он этого даже не скрывал. И без конца ворчал, и демонстративно отрывал листки в календаре. Все ждал, когда же они наконец уберутся из его дома.

Нина Николаевна — мама Вари — знать о его ворчании была не должна. Участковый взял с парочки слово, что они его не выдадут.

— Какая-то компенсация должна быть мне за мое к вам участие, — приговаривал он, громко скребя вилкой по сковородке с жареной картошкой, которую Варя ему жарила.

Причем готовить она ему должна была в целях конспирации только тогда, когда Василий Иванович бывал дома. А бывал он дома в очень неудобное время. То она еще спала, то уже спала. И Варе приходилось выбираться из постели и чистить картошку или жарить котлеты из магазинной упаковки, которыми воняло так, что ее тошнило.

С Пашкой они спали врозь. Это было главным условием их пребывания под крышей Василия Ивановича.

— Мне тут разврата не надо, — предупреждал он. — Узнаю, что занимаетесь запретным, выгоню…

Опасаясь, что у старого лиса в доме установлены камеры наблюдения, молодежь друг к другу не приближалась меньше, чем на метр.

Пашка нервничал, ворчал. Уверял, что на воле им неопасно. И уговаривал сбежать.

— Давай подождем, Паша, — просила его Варя. — Как-то все самой собой разрешится, и мы…

Он ни разу не дал ей договорить. Принимался шипеть и возмущаться. Называл свихнувшейся маменькиной дочкой. Обзывал участкового старым извращенцем. И уверял, что замечал, какие взгляды Василий Иванович бросает в ее сторону.

— Какие? — отмахивалась она.

— Жадные! Он хочет тебя! — шепотом ревновал Пашка.

— Да может, его взгляды жадные до денег, не до меня! — возмущалась в ответ тоже шепотом Варя. — Может, он денег от нас хочет?

— А ты спроси!

— И спрошу!

От денег Василий Иванович отказался наотрез и даже оскорбился. И пригрозил, что еще одно такое предложение, и они полетят отсюда на волю.

— А на воле вас ждут сразу две группировки, — предупредил он.

— Две?! — ахнули они с Пашкой в один голос. — Почему две?!

— Представители политических конкурентов. Я так думаю, — глянул на них поверх очков участковый. — В игру играют: кто кого пересидит. Я даже их расписание составил. Кто когда на перекус едет, кто — в баню.

— А чего они тут засели?! Не пойму! — хватался за голову руками Паша.

— А чего здесь непонятного? Пока вы тут сидите, они — там. Как вы сорветесь, так и они снимутся.

Разговору этому было три дня. Больше к нему не возвращались. Пашка вообще перестал разговаривать. Василий Иванович тоже не приставал.

А вчера вечером участковый, проплескавшись в ванне почти полчаса, что было на него совершенно не похоже, предупредил, что не придет ночевать.

— Все, он нас сдал! — затрясся всем телом Пашка. — Сегодня ночью нас возьмут!

Он сел в засаду в узком коридоре со старой «мелкашкой» участкового и просидел до первых петухов. Варя пыталась его убедить, что Василий Иванович просто-напросто решил остаться ночевать у ее матери.

Бесполезно!

— Ему все надоело, и он нас слил, — шептал Паша.

Варя не выдержала его тихой истерики и ушла спать. А проснулась от шороха пакетов. Паша собирался драпать.

Ей сделалось интересно: а что он собирает? Вещей у него почти не было. Кое-что по его просьбе ему купил участковый — трусы, три пары носков, майку. Но это в карманах можно унести. Чем он шуршит?!

Деньги! Оказалось, что Пашка пакует в целлофан деньги.

— Ты сдурел? — отшатнулась она от него.

— Твои-то денежки, конечно, у мамочки под бельем спрятаны. В надежном месте. А мои? Случись в воду прыгнуть, что будет?

— Ты свихнулся, Паша? В какую воду ты собрался прыгать?

— В мокрую, — огрызнулся он.

— Но как… Зачем?

— Когда стану уходить от преследователей.

Его диковатый взгляд Варю напугал. И она подумала, что Пашка в самом деле свихнулся.

— Мы никому не нужны. Пересидим тут и…

— До выборов? Ты до выборов тут собралась сидеть? Дура!

Он встал, сунул все упаковки с деньгами в большой пакет, свернул его несколько раз, перевязал. Ручки намотал на запястье.

— Тогда я с тобой, — вдруг решилась Варя. — Вместе, значит, вместе. И я не дура!

Она быстро надела спортивный костюм, в котором ходила на физкультуру в выпускном классе. Убрала волосы в высокий хвост. Обулась в кроссовки.

— Я готова, — оповестила она.

— А сумка?

— Какая сумка?