Однако Эмма надела шлем и была такова.

Ти Джей посмотрел на брата, стоящего перед ним в одних трусах, и улыбнулся.

– Дорога обратно будет забавной. – С этими словами он похлопал Стоуна по спине и, беззаботно посвистывая, последовал за Эммой.

На следующий день Эмма успокоилась после произошедшего.

Правда, не совсем. Она вновь и вновь вспоминала о том, что случилось накануне. Господи, она разделась перед Стоуном до нижнего белья.

Она в шутку боролась с ним, одетая лишь в пресловутое нижнее белье.

И много смеялась.

Умирала от желания.

И если бы не появился Ти Джей, они занялись бы сексом прямо там, в озере. Эмма знала это. Но что еще хуже – Стоун тоже это знал.

Он довез ее до дома, пообещав, что когда они решат повеселиться снова, то привяжет Ти Джея к дереву. На что Эмма возразила, что веселье больше не входит в ее планы и что ей лучше сосредоточиться на работе.

Конец.

Стоун не стал спорить, но и не согласился с услышанным, поэтому у Эммы осталось тревожное чувство, что разговор еще не окончен.

Она вылезла из машины, все еще одетая в его футболку, и оставила его в одних трусах. И картина эта согревала ее всю последующую ночь.

Проведя целый день в клинике, Эмма находилась теперь в гостиной на втором этаже, смотрела на фотографию матери, стоящую на каминной полке, и задала вопрос, мучивший ее весь день.

– Неужели мне и в самом деле никогда не приходилось прикладывать к чему-то усилий?

– Снова разговариваешь сама с собой? – спросил Спенсер из кухни, где готовил ужин.

Эмма заглянула в глаза матери и вздохнула.

– Да.

Это все же лучше, чем признаться в том, что голос умершей матери звучал у нее в голове с тех самых пор, как она приехала в Калифорнию. Эмма присоединилась к Спенсеру и взгромоздилась на столешницу.

– Мне правда все всегда давалось слишком легко?

– Правда. – Он передал ее тарелку с посыпанным перцем бифштексом, который приготовил на скорую руку, напевая что-то под нос. – Ешь.

Эмма попробовала.

– О да, детка.

Он улыбнулся.

– Вкусно?

– Я умерла и попала в бифштексный рай. Наверное, мне придется уговорить тебя остаться со мной.

Спенсер улыбнулся.

– Ты знаешь, что тебе нужно лишь…

– Спенс!

– Я просто сказал.

Эмма отпила из бокала вина и чуть не пролила на себя остатки, когда Спенсер стащил ее со стола.

– Хорошая песня, – произнес он. – Потанцуй со мной.

Из динамиков звучала одна из баллад Алиши Киз. Спенсер прижал Эмму к себе и закружил в танце, напевая ей на ухо, от чего Эмма смеялась и вздыхала одновременно. От него исходил восхитительный аромат, Спенсер был приятен на ощупь и нежно терся о подбородок Эммы своим. Он был словно уютное одеяло. Такой знакомый и родной.

– Я рада, что ты приехал, – прошептала Эмма.

– Правда?

Эмма немного отстранилась и посмотрела на друга.

– Ну конечно.

– Тогда почему ты держишь меня на расстоянии?

– Вовсе нет. – Эмма опустила глаза и вдруг поняла, что делает именно это – упирается руками в его грудь, чтобы не подпускать слишком близко.

– Эмма, – мягко произнес Спенсер и приподнял ее лицо за подбородок.

Она посмотрела ему в глаза, а потом выдохнула:

– Я не знаю.

– Дело во мне? Или в тебе?

– Ни в ком. Во мне. Не знаю.

– Эмма. – Спенсер провел пальцем по ее щеке. – Я пытался подобрать слова и объяснить тебе, что меня привели сюда не только альтруистические порывы. Я приехал, чтобы понять, способна ли наша дружба перерасти в нечто большее.

– О, Спенс. – От его слов сердце Эммы сжалось, она испугалась, что потеряет друга. – Я оказывалась рядом по первому твоему зову.

– Но никогда не воспринимала наши отношения всерьез.

У Эммы перехватило дыхание. Она отошла от него и выключила музыку. Сквозь окно было видно, что на город спустилась непроглядная темнота. Такие ночи бывают только на Диком Западе. Чувствуя необходимость чем-то занять руки, Эмма включила на крыльце фонари.

– Спенс…

– Знаю. – Он облокотился о столешницу, внимательно наблюдая за подругой. – Это не сработает. Я понимаю. Просто все это время я думал, что это я удерживаю на плаву наши отношения. Но теперь вижу, что это была ты.

– Что?

– Тебе нравится, что я появляюсь время от времени в твоей жизни. Мне это тоже нравилось. – Его глаза потемнели, а взгляд посерьезнел. – Так было раньше.

– Что изменилось?

– Все изменил мой тридцатый день рождения. – Спенсер пожал плечами. – Избитая фраза, знаю, но это действительно так. Я хочу большего, но ты большего по-прежнему не хочешь. Это не в твоем характере.

– Постой. – Эмма покачала головой. – Я не даю тебе больше? А может, речь о тебе?

– Нет, я даю много. Обычно одновременно многим женщинам, которые начинают на меня злиться и разрывают со мной отношения. Нет, это ты не подпускаешь меня к себе.

Эмма продолжала молча смотреть на Спенсера, и тот улыбнулся, а потом подался вперед и поцеловал ее в висок.

– Не надо так на меня смотреть, Эмма. У всех есть недостатки.

– Да. – Эмма шумно выдохнула, не уверенная в том, что знает свои. Она отдавала много. Это скажет любой пациент. Любой из вышестоящих врачей. – Все дело в проклятой Калифорнии, – заключила она. – Все дело в моем пребывании здесь.

– Что ж, если это правда, остается лишь надеяться, что ты не задержишься здесь надолго.

– Хотелось бы знать, когда закончится мое заточение. Отец… уклоняется от ответов.

Спенсер кивнул.

– И пока ты здесь, ты слишком… занята.

– Да, точно. Знаешь, мне кажется, бизнес отца постепенно налаживается.

– Вообще-то я имел в виду местного проводника. – Спенсер немного помолчал. – Стоуна Уайлдера.

– Что? – Эмма рассмеялась, хотя смех прозвучал натянуто. – Не говори глупости.

– Раскрой глаза, Эмма. Между вами что-то есть.

– Да, это называется «раздражение».

На лице Спенсера отразилось сомнение.

– Угу.

– Правда. Мы… – «Мы сводим друг друга с ума», – раздражаем друг друга.

– И?.. – Спенсер отхлебнул вина и посмотрел на Эмму поверх ободка бокала.