– Ты так и не сказал, когда вернешься. Прием.

Стоун бросил взгляд на Эмму и улыбнулся.

– Я вернусь, когда ты перестанешь на меня орать. Прием. – С этими словами он кинул рацию на землю.

– Похоже, он в отчаянии, – заметила Эмма. – Хочешь бросить его в такой непростой ситуации?

– Конечно. Ведь он не раз поступал так со мной. Ты в порядке? – спросил Стоун, увидев, как Эмма тяжело опустилась на песок.

– Просто дрожь в ногах. Наверное, это из-за высоты.

Стоун достал из рюкзака две бутылки с водой, полиэтиленовый пакет с печеньем и протянул их Эмме.

– Сахар должен помочь. Это печенье приготовлено по моему особому рецепту.

Эмма попробовала выпечку и застонала от удовольствия.

– О Боже! Это даже лучше, чем местные виды. Восхитительно! – Эмма взяла еще одно печенье. – В самом деле? Ты сам это испек?

– Ага.

– Ничего вкуснее не пробовала.

Слова Эммы развеселили Стоуна.

– Это самое простое шоколадное печенье.

Да, но если ей хотелось печенья или чего-то другого, она шла в магазин. Духовой шкаф Эмма использовала в качестве хранилища для кастрюль и сковородок, которыми никогда не пользовалась.

– А вот я никудышный повар.

– В таком случае мне повезло, что я не попросил тебя что-нибудь мне приготовить.

Эмма посмотрела на Стоуна и, заметив в его глазах озорные искорки, улыбнулась. Верно. Он не просил ее готовить. Он вообще ни о чем не просил.

Что делало его практически идеальным мужчиной.

Если не считать того факта, что Эмма не искала мужчину и не нуждалась в таковом. Ей вообще никто не был нужен. Нет уж, увольте. Так думала Эмма, слизывая с пальцев кусочки шоколада.

– О господи, это лучше… всего на свете.

Стоун проследил взглядом за движениями языка Эммы, а потом беззаботно улыбнулся.

– В жизни существует не только печенье.

– Верно. Есть еще еда навынос.

Стоун рассмеялся.

– Эй, я не шучу. Проводя на ногах по двадцать часов, поддерживая организм только кофеином, вряд ли станешь воротить нос от «Тако Белл»[4].

– Да, такая работа кого угодно сведет с ума.

– Верно.

– Ты по ней скучаешь?

– Да. – Эмма вздохнула. – Очень.

– А чего тебе не хватает более всего?

– О, это просто. Мне не хватает… – Эмма ошеломленно заморгала, поймав себя на том, что не может ответить.

Стоун вопросительно вскинул бровь.

– Тебе не хватает…

Слишком многого. Но внезапно на исходе восхитительного жаркого дня, когда вместо того, чтобы вдыхать запах лекарств и отвечать на вызовы пейджера и мобильного, она смотрела в глаза Стоуна, излучающие тепло и обожание, и не смогла припомнить ничего.

Ну не странно ли это?

– Мне не хватает… тайской еды, – победно произнесла она.

Ну вот. Хоть что-то удалось придумать. Не столь существенное. Но все же.

Стоун, в глазах которого плясали искорки смеха, покачал головой.

– Это важно.

Да. Важно. Вдруг, не сводя с нее взгляда, Стоун поднялся на ноги – высокий, поджарый, влажный от пота, – и сердце Эммы затрепетало.

– Что ты делаешь?

– Расслабляюсь. Собираюсь поплавать. – Он скинул с ноги кроссовку. – Ты ведь помнишь, кто победил, верно?

О господи!

– Да, но… твой брат показался мне таким расстроенным. Может, нам стоит вернуться?

– Это послужит ему уроком. Ты не ответила на мой вопрос.

– Какой? – спросила Эмма, когда Стоун скинул другую кроссовку.

– Ты проиграла, – мягко напомнил он.

– А, ты об этом дурацком пари? – Эмма судорожно сглотнула, когда Стоун стянул с себя футболку и бросил на землю. Господи Иисусе. При виде его потрясающего торса рот Эммы наполнился слюной. А Стоун тем временем принялся за джинсы. – Стоун?

– Да?

– Ты в плавках?

– Неа.

В глазах Стоуна плясали озорные искорки и читались грешные намерения. И то и другое производило на Эмму неизгладимое впечатление.

– Стоун, ты же не можешь вот так просто…

Он мог. И сделал.

Стоун стянул носки.

– Да, теперь я вижу…

Не обращая внимания на заикающуюся Эмму, Стоун расстегнул джинсы, и та едва не проглотила язык. Она уже видела его без одежды в смотровой. Разглядела почти каждый дюйм его тела. Только теперь на нем не было грязи и запекшейся крови.

Надетые на Стоуне джинсы были достаточно свободными, чтобы женщине захотелось просунуть руку за их пояс и…

– Твоя очередь, – произнес Стоун, прекратив раздеваться.

– Я не собираюсь купаться нагишом.

– Я никогда не понимал в женщинах одного. Вы всегда делаете подобные решительные заявления, а потом идете на попятную. Может, проще вообще ничего не говорить?

Стоун не носил ремень, поэтому, когда расстегнул последнюю пуговицу, его джинсы спустились неприлично низко, и Эмма смотрела на то, что медленно открывалось ее взору.

– Обычно я не делаю решительных заявлений. А уж если делаю, то не иду на попятную.

– Видишь? – улыбнулся Стоун. – Еще одно громкое заявление.

– Я действительно так думаю. Послушай… уже поздно. Мне нужно возвращаться на работу.

– Всего лишь половина восьмого.

– Я ложусь спать примерно в это время.

– Ты сказала, что тебе жарко, – заметил Стоун.

Да. Да, ей было ужасно жарко. Черт возьми…

Губы Стоуна изогнулись в улыбке, способной растопить кого и что угодно.

– Я просто предлагаю тебе решение проблемы, – произнес Стоун.

– Да, – с трудом вымолвила Эмма. – И тут же создаешь другую.

– Какую же? – Стоун невинно заморгал.

– Ты. Голый.

Стоун скинул с себя джинсы, оставшись в темно-синих боксерах, плотно облегающих крепкие бедра. Когда Эмма нашла в себе силы заглянуть ему в глаза, они источали жар.

Раньше ей казалось, что она сильно вспотела. Но теперь…

А потом, не говоря больше ни слова, Стоун вошел в озеро и нырнул, прорезав водную гладь практически без брызг.

Несколько капель, упавших на кожу Эммы, показались такими восхитительными и невероятно прохладными, что она едва не застонала. Черт возьми!