Не помня себя от гнева, шагнула к нему. Кое-кто из разбойников рыпнулся, чтобы меня остановить, но бородатый дал им знак, чтобы не мешали, и с интересом наблюдал за разворачивающейся сценой.

— Ну? — рычала я. — И как ты будешь с этим жить? Зная, что нас убьют.

— Помолчала бы ты лучше, — зло прошипел в ответ Себастьян.

— А то что? Боишься, что совесть замучает? Так нет её у тебя!  Столько говорил, а сам...

— Я вам ничего не обещал. И уж тем более, свою жизнь за кого-то отдавать не собираюсь.

— И не надо обещать. Твоё слово гроша ломаного не стоит. Будешь спать спокойно, зная, что мы мертвы? Все до единого, — дрожащим от гнева голосом спрашивала его, пытаясь разглядеть на его лице проблески сожаления, стыда. Но он оставался невозмутимо холодным. Насмешливо выгнул губы и проговорил с гадким смешком:

— Зато терпеть вашу шайку больше не придется. Остолоп, криворучка и дурëха...

От злости я замахнулась и зарядила ему такую пощечину, что звук, наверно было слышно даже в Нюркином лугу. В рядах разбойников смех прокатился рокотом. Мне же было совершенно не весело. Слёзы сами собой скопились на веках и норовили скатиться вниз по щекам Ниагарским водопадом. Себастьян поиграл скулами,  повернулся ко мне и в его глазах плескалась ярость.

— Урезоньте девчонку, — скомандовал чёрная борода своим прихвостням.

Те мигом подскочили, связали за спиной мои запястья. Я не шевелилась. Не было смысла. Только прямо смотрела на охотника, пытаясь вложить в этот взгляд всю ненависть и презрение, которое испытывала к нему в эту минуту. Он не дрогнул. Чуть успокоив гнев, обратился к главарю:

— Какие условия?

Разбойничья шайка двинулась в путь. Меня и Дарëну вели почти в начале колонны, недалеко от главаря и его нового «сотрудника». Где-то сзади волоклись звери. В самом конце, плотно обмотанный веревками шёл, упираясь, Тимофей. Так себе положение.

Разбойников было человек тридцать или даже больше. Большинство — крепкие, здоровые мужчины. Шансов у нас не было никаких. Разумеется, можно было попытаться отбиться, но это скорее сократило бы наш жизненный путь гораздо раньше.

— Условия? Договоримся. От лошади можешь взять себе треть. Свинью с козлом — поровну на всех. Не обессудь. Ртов много. А кругом неурожай, голод. Да ещё и поборы увеличили. Сам понимаешь.

— Лошадь моя. С остальными делайте что хотите, претендовать не буду, — ответил ему охотник.

Главарь почесал шею и махнул рукой.

— Ладно. Будь по-твоему. Хотя зачем тебе в лесу кобыла, не пойму. Да и кормить её здесь сложно.

— А это уже моя забота. Рассказывай, какие у вас тут законы.

Бородач объяснял охотнику суть предстоящей ему работы. Разумеется, ничего стратегически сложного там не было. Уметь подкрадываться, да грабить. Себастьян слушал и понятливо кивал.

Я же, волочась сзади и слушая их разговор, все больше ругала себя. За доверчивость, предвзятость, наивность. Как?! Как можно было поверить, что такой человек способен на милосердие?! Как можно было понадеяться, что он может поступить иначе. Да и, откровенно говоря, многие ли поступили бы иначе на его месте? Но, раздосадованная, логики в его поступке видеть не желала. Предатель! Лицемер! Душегуб!

Наверно, я не имела права злиться. Кто он нам такой? А мы ему? Недоразумение, внезапно свалившееся на голову в прямом и переносном смыслах. Он с самого начала не собирался нам помогать и прямо об этом говорил.

Молодец, Женëк. Только ты умеешь увидеть так ясно то, чего и в помине нигде не было. Не было там ни души, ни сострадания, ни сердца. Личная выгода, спокойствие, удобство. А не вот это вот всё. Расфантазировалась о дружбе, взаимовыручке.

Вот когда человек поистине сбрасывает маски и являет себя миру в истинном виде. Перед лицом опасности, смерти.

Мне вспомнился Тимофей, свирепо бросившийся на защиту рыжей, не раздумывая о том, что станет с ним самим. Пусть это и было глупо, безрассудно. Даже ему было бы не справиться с этой толпой дикарей.

Дарëна, не испугавшаяся плюнуть в лицо тому, кто мог запросто лишить её жизни прямо там за эту выходку. Не струсила. Не смолчала.

И Себастьян. Никита. Поджав хвост свернул на кривую дорожку, бросил нас на растерзание. Нас всех. Ему и времени подумать особо не потребовалось. О чем тут еще размышлять, правда? Подлец! Какой же он подлец!

Щеки горели. Слезы высохли, а на языке вертелось такое количество ругательств, что даже охраннику Геннадию с его лексиконом не снились подобные выражения.

Около часа мы шли по лесу в неизвестность. Когда впереди показались очертания лагеря, сердце отчаянно затрепыхалось. Что с нами сделают? Сразу убьют или сперва поиздеваются? От этих мыслей, в голове начинался ураган. Страх начал преобладать над другими эмоциями, дышать становилось сложнее. Я посмотрела на Дашу. Скорбь на её лице читалась невооруженным глазом. Пожалуй, ей сейчас было тяжелее, чем мне. После той обители доброты и заботы попасть в мир, в котором один человек запросто причиняет вред другому, не испытывая при этом муки совести — было нелегко.

Тимофея увели вперёд. Не снимая веревок, бросили в некое подобие землянки и заперли тяжелую деревянную дверь. Нас всех повели дальше. Провели через весь лагерь. Оказывается, та толпа, которая схватила нас у подножия Медвежьей горы, была лишь малой толикой разбойничьей шайки.

Огромная поляна была сплошь уставлена палатками из плотной серой ткани. Кое-где были возведены деревянные хижины. Как в страшных сказках, один из жителей этого места сидел на чурбачке и точил длиннющий нож, иногда проверяя качество заточки. На кострах, которых в посёлке было три или четыре, что-то жарилось, варилось.

Мне всегда казалось, что разбойничье дело — прятаться, оберегать своё жилище от посторонних глаз. Но эти ребята, похоже обезумели и осмелели от собственной власти над местными.

Себастьян вместе с Ярой и Бородой ушли дальше, к деревянному домику. Нас с Дашей и животными повели ещё дальше, пока мы не дошли до ещё одной землянки, в самом конце поселения. Там нас развязали, забрали все вещи и деньги. До последней монетки. Даже грошовые бусы с шеи Дерëны, и те сдернули.

Когда тяжелая дверь захлопнулась за нашими спинами и лязгнул замок, Даша всхлипнула, бросилась к двери и принялась высматривать в щелку происходящее снаружи.

— Лес только видно. Больше ничего. Деревья мешают.

Рыжуля попробовала навалиться на дверь, но даже вспоминая, как она выглядела снаружи, было понятно, что дело дрянь.

Я попыталась нащупать стенки. Если землянка вырыта в земле, есть шанс сделать подкоп и сбежать при первой удачной возможности.

Проблемы было только две. Первая — стены нашей камеры были плотными и сделать ход руками было можно, но потребовалась бы уйма времени. И вторая проблема — где-то в другой землянке остался Тимофей, а уходить без него было бы совсем плохо.