надо, — пугаюсь я, еще врача на мою голову не хватало, — мне просто нужно отдышаться, свежего воздуха глотнуть. Может прогуляться.

— Боюсь, как раз, свежего воздуха в моей приемной не осталось. — удрученно констатирует босс.

Я умоляюще смотрю на мужчин:

— Я не смогу вернуться туда.

— Ну что ты, Мариночка, так плохо? Что еще за авария у вас там, а я не знаю? — оборачивается к Валере дядя.

— Там Маргарита Сергеевна…

Кто она, мы не успеваем узнать, но дядя, кажется, ее итак знает, кивает. В кабинет вплывает Светлана Анатольевна с тремя кружками на подносе.

— Чай с лимоном и мятой, очень хорошо помогает при токсикозе. — объявляет она, ставя на кофейный столик поднос.

В этот момент я, наверно, краснею как рак, чувствую, как щеки и шею заливает покалывающий жар. Откуда она знает? Я ей точно не говорила!

Мужчины синхронно переводят свои внимательные взгляды со Светланы Анатольевны на меня. А я сижу пунцовая, стараясь хоть немного охладить щеки ладонями.

— Мариночка, ты беременна? — находится мой дядя.

Только и остается кивнуть в ответ. Но выдать, что-то внятное, через рот, не удается. Язык прилип к небу и отказывается шевелиться.

— Пейте чаек, Марина Павловна, — добродушно предлагает Светлана Анатольевна. — тут и медочек есть. Надеюсь у вас нет на него аллергии? — обеспокоенно.

Отрицательно качаю головой. Хватаю чашку и отпиваю глоток. То, что нужно. Горячий чай с освежающими нотками лимона и мяты, помогают привести чувства и мысли в порядок. Согревает конечности. В конце концов, об этом давно нужно было рассказать, успокаиваю себя.

— Это же прекрасная новость, — улыбается дядя, не забывая поглаживать по спине, сидя рядом на диванчике, — у меня наконец появиться внучатый племянник.

— Или племянница. Папа ждет внучку. — говорю я, наконец прорезавшимся голосом.

— Все равно прекрасная новость. Дети — это счастье! — сообщает воспрявший духом дядя.

Я знаю этот воспрявший дядин энтузиазм, сейчас пойдут дядь Сашины шуточки и достанется всем.

— Из декрета в декрет. Ну не везет вам, Валерий Александрович, с этой должностью. Предыдущая помощница тоже быстро в декрет выскочила не успела и полгода проработать.

Босс, так же, в недоумении, разводит руками, мол это не его вина.

— Уже третья в декрет выходит. — задумчиво тянет дядя. — Признайся Валера, ты заколдовал эту должность! — неожиданно переходит на ты, пуская в ход свое остроумие.

Валера сжимает губы, не знаю, то ли от нежелания высказаться, то ли от сдерживаемого смеха. Наконец выдает:

— Я к этому не приложил ни толики усилий.

— Мариночка, поезжай ка ты домой, — говорит дядя, когда его запал веселости иссякает, — до завтра клининг все почистит, проветрит, — увещевает дядя, — вызовете такси пожалуйста, Светлана Анатольевна. Пусть девочка придет в себя, оклемается, — это уже Валере.

Не буду говорить, как я переполошила всех домашних, когда вернулась с работы раньше времени.

37

— Мам, ну не хочу я рисовую, — настроение канючить, то есть никакого.

Достаю из холодильника свой обычный завтрак. Теперь это легкий, нежный творожок заправленный несладким йогуртом и присыпанный орешками и изюмом. Мама не оставляет попыток каждое утро скормить мне полезную молочную кашу, но на нее у меня не хватает аппетита.

Наш день теперь начинается так — мама готовит для нас с папой особое диетическое меню. Папе из-за лечения, в качестве поддержки терапии, мне — как мучимой самым жутким токсикозом, что бывает на земле. Это я конечно думаю, потому что другого не знаю, а мама говорит, что это нормально. Но как это нормально, если так плохо? Вот и гугл мне подтверждает, что девяносто процентов беременных страдают этим недугом. Настолько суровая цифра выдана мне, что я зависаю.

А как же работать спрашиваю я гугл? Он милосерднее статистики, отправляет на отдых. Вздыхаю, хорошо бы, но я уже подписалась на работу и придется нести эту ответственность до декрета.

Сажусь за стол со своей тарелкой вкусного и полезного, мама неодобрительно смотрит на нее, ей все кажется, что я недоедаю и моей деточке недостает питания. Но поздно пить боржоми, когда у тебя токсикоз.

Остался еще один каждодневный ритуал мамы — спросить не рассказала ли я Радиму о беременности. Вот и сегодня мама не удерживается от вопроса:

— Марина, ты рассказала Радиму?

Уже даже не нужно спрашивать, что именно, итак понятно. Ну и к чему этот вопрос? Она же знает, что нет.

— Он все таки тебе муж и отец ребенка, он имеет право знать. — как всегда мама выдает эту тираду нравоучительным тоном.

Да, все еще мужу. Божечки, с этой беременностью наш развод становится все более затянувшейся историей. К тому же придется отпрашиваться с работы чтобы решать этот вопрос. Заманчивая мысль маячит в голове, заняться всем этим в декрете, тогда и свободного времени будет предостаточно.

Да и как я позвоню Радиму? Просто не могу пересилить себя, после того, как прогнала.

До сих пор стыдно и гложет чувство вины за ту ситуацию на дороге, за то, что вынудила Валеру воспользоваться связями, и за то, что Радиму пришлось провести неприятных четыре часа в обезьяннике.

Валера благодушно поделился со мной этой инфой, когда я не выдержала и спросила про Радима.

— Если ты этого не сделаешь придется сделать мне, — продолжает наседать мама.

— Ма-ам, я сама разберусь, не надо пожалуйста.

— Разберется она, — мама ворчит по инерции, ей тоже не нравится сложившаяся ситуация. Она считает, что ребенок должен расти в полной семье, где есть папа и мама. В идеале и все дедушки и бабушки участвуют в жизни ребенка. Снова вздыхаю. Ну как достигнуть этого идеала в моем случае?

— Я нашла тебе хорошего врача. Анна Анатольевна хороший специалист, у нее большой опыт и она до конца ведет всех рожениц, если есть патологии…

На слове патологии поднимает голову безотчетный, давний страх.

Вот и куда мне столько сведений, достаточно было первой части про хорошего специалиста. Теперь в душе всколыхнулся страх, до покалывающих мурашек в пальцах. А вдруг, у моего малыша найдется какая-нибудь патология?

Успокаиваю себя, незаметно поглаживая животик под столом.

Все хорошо.

Все будет хорошо.

37.2

Незаметно подкралась осень. Вот только было тридцать первое число, еще лето, а на следующий день уже осень. Даже листья уже лежат по тротуарам, пожелтевшие и пожухлые — последствия засушливого, знойного лета. Дыхание осени уже чувствуется в воздухе, пахнет словно выжженной травой, хотя никаких пожаров уже и в помине нет.

Как-то незаметно, словно в один день, раздалась в талии, теперь на меня не налезает