Бейдж стал не единственной переменой. При поддержке профсоюза я проработал на рецепции достаточно долго, чтобы немного разобраться в этом бедламе. Я стал замечать махинации с наличными и изучать их, смотреть, как их проворачивают. В отель пришел новобранец, кубинец по имени Данте, которого поставили на вечерние смены. Он был новичком в «Бельвью», но явно не в этой игре. Он привел в наш отель новых клиентов. Сотрудник рецепции, за которым приходят новые постояльцы? То есть?..

В нашу вторую совместную смену он оставил меня наедине с длинной очередью. Делая всю работу в одиночку, я наблюдал, как он обошел стойку и передал связку ключей мутному типу с отвратительными усами, притаившемуся в углу. Потом я увидел рукопожатие – передачу денег, похожую на продажу наркотиков где-нибудь в парке на Томпкинс-сквер. Было похоже, что Данте – какой-то профессионал-маньяк, потому что, шествуя к своему терминалу, он даже не посмотрел на ладонь, даже не проверил, что там за купюра. Потом, увидев, что я за ним наблюдаю, он улыбнулся и сделал вид, будто поправляет узел галстука, и ловким движением отправил купюру во внутренний карман пальто.

Когда видишь что-либо подобное, начинаешь вести записи. Позже я обнаружил, что это очень выгодно – быть единственным связующим звеном между гостем и его контактами. Оформление всех будущих заказов, предварительное закрепление за гостем лучших номеров, контроль его счета и, по существу, функция личного консьержа – вот какова была позиция Данте: в углу, получающим чаевые за услуги, оказанные незаметно для всех нас.

Повсюду вокруг меня проплывали деньги, и я пытался научиться заманивать часть их в свой карман. Я, конечно, не был пока профессионалом-маньяком.

За деньгами охотились не только служащие рецепции, но и гости. Они жаловались, пытались хвастать знакомством со знаменитостями, приносили тараканов в пакетиках с зиплоками – насекомые выглядели помятыми и древними – и применяли тысячи других методов, чтобы получить более дорогой номер или другой бонус. Люди, приносящие вещественные доказательства в продуктах, бесят меня.

Итак, вернемся к имениннице с бюстом. Я понял, что она собиралась уговаривать меня, а не платить наличными, и у нее ничего не получалось. Вполне возможно, что у нее не было никакого дня рождения! Врать про день рождения или юбилей – тоже популярный приемчик гостей. Так что она могла даже сочетать байку про день рождения с самым прозрачным из всех приемов: флиртом ради апгрейда[22]. Я работаю за деньги, а не за то, чтобы мне показали соски. Может, она даже была красивой – честно говоря, я даже не посмотрел, – но я знал наверняка, что денег не будет, а меня не интересовало ничто другое из предложенного.

– Томас, у меня сегодня юбилей, пожалуйста, – давила она, – сделайте все возможное.

На прошлой неделе день рождения был у меня. Мне исполнилось тридцать лет. Где же были ты и твой бюст?

– Мне исполнилось тридцать, – сказала грудастая.

Я оторвал глаза от компьютера, и она улыбнулась. Ладно, улыбка красивая, очень приятная. И нам обоим только что исполнилось тридцать. Меня это и правда смягчило. Я решил позаботиться о ней.

В конце концов, мой тридцатый день рождения был ужасным. Я только что вернулся из короткого отпуска, в который ездил вместе с кучей посыльных, несколькими носильщиками из фойе и одним консьержем (кто, черт возьми, пригласил его?). Мы отправились в горы Поконо и остановились в хижине Трея. Да-да, у того бледного, нелепого метра с кепкой из Нью-Йорка есть просторная хижина с кухней, сводчатыми потолками и мраморным полом с подогревом. Мы пили пиво на завтрак, водку на обед и виски на ужин. Как только все закончилось и мы попали в туннель Линкольна, я почувствовал, что мое тело отказывается нормально функционировать. Почки были явно разочарованы. Они были очень, очень злы. Даже разгневаны. За три дня до тридцатилетнего юбилея я почувствовал сильную боль, стоя на рецепции. Я записался к врачу, и меня отправили в стороннее медучреждение для исследования (тоже бесплатно!). К сожалению, мне сообщили, что консультация запланирована на день моего рождения. Это было удручающе – мне исполнялось тридцать, и единственным подарком, на который я мог рассчитывать, было бесплатное сканирование и окончательное осознание того, что я слабею, начинаю умирать. Конечно, мне работалось нелегко. Казалось, будто кто-то вставил две ложки с обеих сторон нижней части спины, прямо в почки, и через определенные промежутки нажимал на выступающие ручки, зачерпывая куски моего тела и вдавливая их в ребра. С такой болью мне было трудно оказывать какие бы то ни было услуги. И, конечно, когда мне было хуже всего, ко мне подошла особа жуткого вида. Что-то случилось с ее лицом, что-то неприятное. Она отравилась ботоксом. Она положительно была похожа на обезьяну. Но ее не беспокоило, что ее лицо пугает большую часть населения планеты. Ей было все равно, что ей не предлагают более дорогой номер. Она разомкнула свои отвратительные губы и сказала:

– Э. Мне никогда не дают апгрейд. Сегодня мой пятьдесят третий день рождения. У меня есть черная карта. Дайте мне апгрейд.

«Бельвью» недавно начал сотрудничать с Amex, и мы были теперь включены в их программу «Отличные отели и курорты». Программа FHR[23](которую также можно было расшифровать как frequently hostile and rude[24]) была доступна только обладателям платиновых и черных карт. Чтобы получить черную карту, вам нужно тратить на Amex двести пятьдесят тысяч долларов ежегодно. Но постойте! Есть еще членский взнос в семь с половиной тысяч долларов! Черная карта – хотя я сомневаюсь, что это преимущество специально указано в брошюре – позволяет вам вести себя как урод в любом отеле (и ресторане тоже!). Я предположил, что эта дама легко добралась до порога в четверть миллиона долларов, посещая Dr. Puff and Stuff[25].

– Дайте мне апгрейд. Я хочу апгрейд. Дайте, или позовите менеджера.

Меня немного обеспокоило то, что слюна, летевшая с ее деревянных губ, могла быть ядовитой кислотой. Как это возможно?

– Дайте. Я хочу апгрейд прямо сейчас. Сегодня мне пятьдесят три. Дайте мне апгрейд, или я поговорю с менеджером.

И тогда я взорвался. Кто-то наклонился и с силой нажал на ложки в спине, шепнув мне на ухо: «Вот где ты сейчас, Томми. Тебе нет и тридцати, а твое тело умирает. Ты – обезьяна, выдающая ключи, и у тебя нет других вариантов. Ты здесь пожизненно. Дай этой богатой женщине то, чего она хочет. Сейчас. Это твоя работа».

Те, у кого ничего нет, всегда будут служить тем, у кого все есть.

Я передал регистрацию коллеге и ушел прежде, чем на глаза навернулись слезы. Да, да, мне хотелось плакать, это было отвратительно. Я поспешил в камеру хранения на четвертом этаже, где в течение длительного времени хранится багаж и более крупные предметы – например, детские кроватки и велосипеды. Вероятность того, что сюда войдет посыльный и побеспокоит меня, была низка, и я часто приходил сюда во время перерыва почитать. Эль-Сальвахе приходил сюда в ночные смены, чтобы придушить гуся. Он любезно делал это в одном и том же углу, обозначенном знаком, туманно намекавшим на музыкальный автомат. Но в другом углу, за стеллажом, был тайник, полный украденных предметов из мини-бара, чтобы мы немного порадовались.