Было удивительно общаться с человеком, которым я стал восхищаться лишь со временем. Вскоре мне довелось общаться со многими знаменитостями, вызывавшими мое восхищение. И с теми, кто его не вызывал. И с теми, о ком я никогда даже не слышал, но кто приводил за собой полное фойе орущих девочек-подростков.

И все это начинается сейчас.

Посыльный Бен подошел к столу. Отель был мертв как всегда, поэтому я занимался созданием новых произведений «канцтоварного искусства». На прошлой неделе я сделал триптих на рукавах из толстой бумаги для выездных квитанций. Я развинтил синие и черные ручки, отрезал верхушки от чернильных стержней, затем обмакнул развернутую скрепку в густые чернила. Складывая конверт из бумаги вокруг «кисточки» из скрепки, я вытягивал окрашенный чернилами кончик и водил им, оставляя на панели резкие порезы, похожие на ветви. Затем, после тщательного и безвозвратного уничтожения маркера и использования крошек внутреннего губчатого стержня для впрыскивания яркого цвета на темных чернильных штрихах, я разбавлял картину, брызгая дезинфицирующее средство для рук на еще влажные чернила, потом прокатив пустую трубочку от маркера по этому средству для рук, которое уже разрушалось и пузырило чернила, создавая смешанные и разбавленные красочные круги на темных ветвях. По завершении триптиха эмоциональным разбрызгиванием белой замазки все части походили на творчество пациента дурдома. Или – что, полагаю, синонимично – на работу сотрудника рецепции. Но это не значит, что они не были великолепны. Я даже продал одну контролеру распределения номеров за пять долларов. («Каждый день я кручусь». – Рик Росс).

Но сегодняшний проект канцтоварного искусства был совершенно другим, больше похожим на поделку: я взял походный швейный набор и решил сделать вышитую подушку из двух салфеток, а потом набить ее бумажными платочками. Для украшения верхней части бумажной подушки я израсходовал все нитки в наборе, и она выглядела довольно красочно.

Именно в этот момент Бен и потревожил художника за работой.

– Ты слышал новость, засранец?

Бен называет меня засранцем, потому что мы теперь близкие друзья. Чем больше жители Нью-Йорка любят вас, тем больше они вас оскорбляют. У нас недолго проработал менеджер из Японии, который каждую смену трясся в отчаянии и говорил: «Нельзя ли хотя бы на один день спокойно и вежливо общаться и прекратить оскорблять друг друга?» Весь бэк-офис, не переставая громко обзывать друг друга, попытался объяснить, что мы на самом деле прекрасно себя чувствуем и замечательно ладим.

– Которую? – спросил я, проверяя мягкость своей хрупкой бумажной подушки.

– Что это такое? Подушка для твоего крошечного члена?

– Ха. Ну, моему члену понадобится основательный отдых после целой ночи…

– Не делай этого, Том.

– …секса с твоей матерью.

– Ой-е, он все-таки сделал это. Ладно, ты слышал, что отель продали? Серьезно.

– Что? Кто его купил?

– Какая-то закрытая акционерная компания, – ответил Бен загадочно. – Хрен его знает, что это.

Гостиницы и рестораны схожи в одном: новости распространяются со скоростью героина, попавшего в вену. Знает один – знают все. Неважно, идет ли речь о том, что какой-нибудь менеджер обрюхатил диспетчера номеров, или что кого-то отстранили от работы. Мы бесконечно обсуждаем все, что происходит с каждым, потому что безумно устаем (см. также: Office Supply Art).

О гостях тоже можно сплетничать, и иногда с ними случаются самые сочные истории. Я лично никогда не был против отвлечься от работы хорошей сплетней, поэтому меня стали называть Том Дженнингс.

– Данте, ты слышал о мистере Хокштейне?

– Ду-да-ду-ду-ду-да-ду-ду-ду. Прямой репортаж Тома Дженнингса из «Бельвью». Клянусь, дружок, ты всегда говоришь чушь.

– Я же главный редактор «Обозревателя Бельвью»? Последние новости от нашего корреспондента в баре, менеджера стойки регистрации Келли Мэдисон: новая вспышка ротового герпеса? Подробности за обедом.

Мистер Хокштейн, как я уже говорил, стал постоянным гостем «Бельвью» еще до того, как я начал трахаться. Ростом с мусорную корзину, с тщательно причесанными на пробор и сильно напомаженными черными волосами, он не разговаривал ни с кем, даже с посыльными, которые были мастерами разрушать оборону гостей (так легче получить чаевые). Хокштейн обычно приезжал в понедельник с небольшим багажом или вообще без него и выезжал в пятницу, часто даже не останавливаясь у стойки, и в этом случае мы автоматически рассчитывали его по карте, данные которой хранились у нас в файле, а затем в следующий понедельник звонила его секретарша и просила прислать счет по факсу. Через год или два я начал узнавать его и решил относиться к нему так, как и следовало (на мой взгляд): то есть отдавать ему предпочтение. Парни вроде него пользуются одной и той же кредиткой каждую неделю, поэтому, если у стойки образовалась очередь и он был в хвосте, я находил его бронь, просил впередистоящих дать мне минутку, объяснив, что пытаюсь найти для них люкс получше (ЛОЖЬ), и получал достаточно времени, чтобы скопировать и вставить данные кредитки Хокштейна, зарегистрировать его в хороший номер и выдать ключи.

– Простите, один момент, мистер Каквастам, я только переговорю с посыльным о комнате, который у меня есть для вас и вашей семьи. Я должен убедиться, что это самый большой номер из имеющихся. – Мистер Каквастам был впечатлен, хотя я ровным счетом ничего для него не делал, но не так впечатлен, как, полагаю, Хокштейн, когда я скользил в конец длинной очереди и протягивал ему ключи.

– Я просто авторизовал вашу карту с прошлой недели, сэр. Вы слишком лояльный клиент, чтобы ждать в очереди со всеми этими туристами. Желаем вам приятного отдыха.

Он мне улыбнулся? Нет. Он выдернул ключи, схватил накрепко завязанный пластиковый пакет, стоявший у его ног, повернулся ко мне спиной и направился к лифту. Что это было? Это сервис, о котором пишут в книгах. Какую-нибудь старушенцию он заставил бы описаться от счастья. Но этому, по-видимому, было наплевать.

– Я был прав, мистер Каквастам! Вашей семье очень понравится этот номер. – Я через все фойе крикнул Бену, который чесал новую татуировку на запястье в честь «Янки». – Бен, спасибо за ценный совет!

Бен поднял глаза, совершенно не понимая, о чем я, черт меня дери.

– Мистер Каквастам, это посыльный Бен, который рассказал мне о вашем люксе! Помашите ему, семья Каквастам!

Вся семья обернулась и помахала рукой. Как только они снова сосредоточились у стойки, Бенни показал мне средний палец, но не мог удержаться от смеха. К тому же он должен помогать стойке, и, хотя я не сделал для мистера Каквастама абсолютно ничего, он был уже благодарен Бену, а это сулит крупные чаевые.

Но что там с Хокштейном? Холоден как лед! В тот момент я решил, что буду и дальше обслуживать его по высшему разряду, начну переводить его в номера получше, предварительно регистрировать его каждый раз и хранить его ключи в кармане пиджака, чтобы, увидев его входящим в дверь фойе, я мог протянуть их ему, как ясновидящий джинн-ключник. Кто бы отказался от такого? Но он, казалось, не хотел общаться с людьми, так что можно подумать, будто он оценил, как я провел его через фойе быстрее, чем японского бизнесмена, опаздывающего на встречу.