труп. Александра включила файл с протоколом допроса Бабкина, куда были включены и его показания про обнаружение тела Семина: «Я же вам говорил, что нашел Семина сидящим, то есть прислоненным к стене. Но это я его прислонил. Что Семин лежал, знают только я, вы, и убийца». А что сказал Гущин на допросе? Он сказал: «жив он был или уже лежал». Лежал! Почему Гущин сказал, что Семин лежал, когда всем Бабкин показывал: вот Семин, сидит мертвый? Неужели Гущин допустил «прокол»? Нет, с Гущиным одним словом, как со Степушкиным, не справишься.

«Вот на эти и другие вопросы он мне сейчас и ответит», — подумала Александра и громко позвала:

— Майор Гущин! Ваша очередь!

— Иду, — вздохнул Гущин.

Он сел напротив нее, ногу на ногу, руки скрестил. Готов. И она готова. Тогда в атаку!

— Скажите, Вадим Андреевич, почему вы во время предыдущего допроса сказали мне, что Семин лежал на земле?

— Разве я такое говорил? — удивился Гущин.

— Вот протокол допроса, вами подписанный. Вы сказали дословно: «Когда мы вернулись с объекта на базу, я не знаю, жив был Семин еще или уже мертвый лежал».

Гущин пожал плечами, усмехнулся:

— Мертвый, значит, лежит. Не стоял же он.

— Он сидел. Бабкин всем сказал, что обнаружил труп сидящим.

— Что говорил Бабкин, я не знаю. Не обратил внимания на его слова, даже если их слышал. А трупа на месте преступления я не видел. Я вам говорил, когда туда пришел, тело Семина уже уносили. Можете в протоколе посмотреть.

Александра вздохнула. Вывернулся. Да, его одним словом не поймаешь. На все у него объяснение и оправдание. А может, так и есть? Явных-то улик нет, ее догадки — это субъективное мнение, ничем пока не подтвержденное.

— Идем дальше. — Александра решила поймать Гущина на создании себе алиби. — Смерть Васина. Расскажите, что было с вами в промежутке между смертью Семина и гибелью Васина. Кого видели, что делали?

— Понятно. — Гущин задумался и без паузы, уверенно, заговорил: — Когда тело Семина унесли, мы собрались с офицерами у канцелярии, курили, обсуждали. Всем было не по себе. Потом Бабкин велел обедать, а Фарафа приказал выезжать на объекты после обеда. Обедали все вместе, молча. Потом разошлись. Я принял душ, в домике переоделся, надо было как-то занять время — пошел в беседку. Там были офицеры: Игин, Прозоровский, Викторов. Сидели в беседке минут двадцать. Потом пришел капитан Пастухов.

— О чем вы говорили в беседке с офицерами? — Александре казался рассказ Гущина заученным. Слова, как барабанная дробь. Тук, тук, тук. Без запинки. Все продумано заранее, лишнее отброшено.

— О том же. Про убийство. Разве другие темы могли быть? Да вот у Прозоровского спросите, не даст соврать. Настроение, конечно, было паршивое, я и предложил Пастухову сыграть в шахматы. Мы пошли в канцелярию, играли. Потом Степушкин сообщил о смерти Васина.

— Понятно. Зафиксировано. — Александра взяла свою кружку с кофе, отхлебнула. Совсем холодный. Подняв взгляд на Гущина, мило попросила: — Не нальете горяченького?

— С удовольствием.

Гущин принял кружку из ее рук, ушел к столику с термосом.

Из рассказа Гущина следует, что он не был на глазах свидетелей, только когда мылся в душе и отдыхал в домике, другое же время он был в беседке и в канцелярии с Пастуховым. Он был с Пастуховым, Пастухов был с ним. А что, если это пара? Гущин и Пастухов. Один прикрывает другого. Ну-ка, как Пастухов обрисовал игру с Гущиным?

Александра набрала файл допроса Пастухова.

И тут грохнуло в ее рюкзаке!

Она вздрогнула, душа прыгнула вниз. Сработал взрыватель!

И сразу же дернулась земля, пол тряхнуло, а стекла звенящей мишурой разлетелись в ослепительном свете!

Александра свалилась под стол.

— Взрыв! — заорали офицеры, выбегая на улицу.

Она встала на колени, вытерла губы рукой, выплюнула пыль, оказавшуюся во рту. Взрыватели сработали, и грохнула какая-то не найденная мина! Вот и конец заумным рассуждениям! Бабкин попытался взорвать базу! Теперь жди атаки угонщиков.

Ах, черт, почему все получается совсем не так, как тебе хочется?

Злясь, Александра поднялась на ноги. Стекол в окнах не было, горела яркая лампочка под потолком, дверь открыта нараспашку. Вдали орали офицеры, и был виден отсвет пожара — пылали остатки взорванного домика.

Александра оказалась на улице. Преступники сделали новый выпад, требовалось отвечать.

Она подбежала к месту пожара, и тут ее затрясло — взорванным оказался домик Степушкина.

— Ваня! Ваня! А-а-а-а! — Александра ополоумела, срывая голос в оре.

Купчик погиб! Она кинулась к пылающим остаткам строения. Ее поймали чьи-то руки. Кричали офицеры, мелькая черными силуэтами, горели две сосны, кто-то шипел огнетушителем. А ее бил озноб и пожирало горе потери. Стало страшно и больно, ох как больно! Она ощутила, что нет Вани, парня, к которому она начала привыкать, с которым она уже несколько суток была бок о бок. Он говорил, он делал выводы, он хотел завершить дело, чтобы быстрее вернуться в Москву, а теперь его нет! Нет.

Александру трясло. Текли слезы, душили рыдания. Как такое случилось?! Почему?!

— Ваня…

— Ну что, начальник? Что?

Ее обнимал пахнущий сигаретами и потом Купчик.

«Это сон». — Александра не поверила, что стоит в объятиях живого капитана, и он, паразит, еще ухмыляется.

— Ты жив? — Александра возмутилась.

— Жив.

— Гад! Я чуть не рехнулась! Урод! — Она с силой оттолкнула его от себя и вдруг почувствовала, как страшно разболелась голова.

Она пошла было прочь, но тут же села под дерево и разрыдалась.

— Что? — недоумевал Ваня.

— Я решила, что ты умер.

— Я…

— Дом ведь взорван!

— Вышел отлить.

Александра вытерла глаза, просморкалась. Отлить он вышел! Никакого серьезного отношения к жизни. И нисколько не смущен, что мог погибнуть. И тут ее толкнуло.

— А Степушкин?

— Степушкин погиб.

— Ага. — Весть о гибели Степушкина уже не задела. Шок прошел. Просто в голове была пустота.

Она торопливо вытерла лицо, протянула руку:

— Помоги