Где-то через полчаса Нина пришла в себя достаточно, чтобы говорить, и вот тогда накатил стыд. Жгучий, абсолютный, болезненный. До нее дошло, что пить она начала еще вчера днем, а сейчас уже утро следующего дня, и она совершенно не помнит, что было в эти часы, что она делала, говорила. Как опозорила себя.

В квартире было тихо – до дрожи, до болезненно замершего сердца. Утих плач Никиты, из комнаты Аси не доносилось ни звука. Это была неправильно…

– Где мои дети?

– Спохватилась наконец! Господи, Нина, я понимаю, что тебе могло быть плохо. Я даже догадываюсь, из-за чего – точнее, из-за кого! Но ты не могла подумать, как этот твой алкозагул повлияет на них? Что они увидят?

– Где они? Потом можешь мне морали читать, сначала скажи, куда ты их дела! Они в порядке?

– Ян повез их к Пашке с Жанной, они пока поживут там. Не бойся, Пашке мы не скажем правду, он будет считать, что у тебя грипп. Но в твоих же интересах этот грипп вылечить, сестренка. Потому что даже сейчас я не могу сказать, что твои дети в порядке после того, что они увидели!

Отлично. Она никак не могла найти способ вернуть любовь дочери после того случая в декабре, а теперь стало только хуже! Нина почувствовала, как с глаз сорвались первые горячие слезы – и остановить их никак не получалось.

Александра эти слезы тоже заметила и наконец сменила гнев на милость. Она села рядом с сестрой и осторожно обняла за плечи.

– Ну же, Нинка, что случилось? Мне-то ты можешь рассказать!

И Нина действительно рассказала все – без исключения. Про свои сомнения, давнее чувство вины и затаенные страхи, которых с годами становилось все больше. Про ревность, вроде как глупую, но кислотную, не поддающуюся никаким доводам разума. Про Захара, который ее конкретно достал, которого она не то что не любит – терпеть не может. Но он стал неотъемлемой частью ее жизни, пророс в нее корнями, переплелся с ней так плотно, что вырывать слишком больно. А он это осознает и гадит, гадит, гадит. И выхода нет, просвета тоже нет, все стало слишком запутанным!

Она просто хотела спрятаться.

– А в итоге запугала собственных детей, – вздохнула Александра.

– Это они тебя вызвали?

– Ася. Она мне позвонила.

Ася и правда испугалась неожиданного срыва матери. Она надеялась, что все образуется, пройдет само собой. Но Нина впервые в жизни упилась до неадекватного состояния, а Захар по отработанной уже методике исчез, не собираясь брать на себя ответственность за детей.

Понятное дело, Асе было страшно. Мама, которую она любила несмотря ни на что, вдруг превратилась в незнакомое, невразумительно мычащее существо. Она сделала то, что на ее месте сделала бы любая четырнадцатилетняя девочка: она обратилась за помощью к старшей подруге.

Близнецы, в свою очередь, еще при обсуждении фотографий почуяли неладное. Звонок Аси все равно стал для Александры неожиданностью – но не шоком. Поэтому близнецы бросили все и отправились к старшей сестре. Ян порывался сразу тащить Нину в больницу, но Александра отговорила его. Она поручила ему детей, а Ниной занялась сама.

– Я не буду говорить тебе, что все на самом деле не так страшно. Все хреново, – признала Александра. – Но не безнадежно.

– Они это видели. Ничего уже не исправить.

– Ну да, видели. Но насчет «не исправить» ты погорячилась. Ты их мать, Нина, и это для них намного важнее, чем дружба со мной или с Яном. Ты зря ревнуешь. Понятно, что вот прямо сейчас я играю большую и яркую роль в жизни Аси. Но разве это так плохо? Ты думай вот о чем. Без меня она вполне может прожить. Без тебя – вряд ли. Ты можешь своим детям хотя бы мать нормальную обеспечить, если уж в отцы им выбрала хохлатого дятла?

Нина бросила тяжелый взгляд на пустые бутылки, разбросанные на полу.

– Это будет трудно. Кажется, я оказалась глубже, чем думала.

– Это да, – согласилась Александра. – Но то, что ты это видишь, уже плюс. Ты справишься, я знаю. Я на твоей стороне, клянусь. Я тебя ни в чем не виню, потому что. Черт, да я сама побывала на таком дне, что уже никого не могу осуждать! Но выплыла же как-то. Я уже сейчас могу поклясться тебе, что не буду относиться к тебе хуже, когда все закончится.

– Это ты. А Ян и Паша? Они не будут так милосердны!

– Ну, допустим, к Яну я найду подход. Да, сейчас он судит ситуацию категоричней, чем я. Но он очень-очень тебя любит, и это в конце концов станет главным. А нежную Пашину психику мы и вовсе убережем от ненужных ему знаний.

– Саша, я разрушила все. Мой бизнес, отношения с Захаром.

– Подбирай слова правильно: не «разрушила отношения с Захаром», а «избавилась от вредоносного паразита». Что же до бизнеса, тот тут ситуацию исправить куда проще, чем вылечиться. Будем двигаться маленькими шажочками, и скоро станет легче, вот увидишь!

Перед ней сидела та самая Александра, которую она совсем недавно отвергла – а четырнадцать лет назад предала. Сидела тут и делала для Нины то, что Нина должна была сделать для нее. Изменить это уже не получится, но если принять, то станет легче.

Нина подалась вперед, крепко обняла ее и расплакалась на плече у своей младшей сестры, как маленькая девочка. Она не плакала вот так, навзрыд, беспомощно и честно, уже давно. Пожалуй, целых четырнадцать лет.

Ян до сих пор не мог до конца поверить, что это действительно случилось – что Нина совершила такую глупость! Нина, которая всегда считалась самой спокойной и разумной из Эйлеров… Каждый раз, вспоминая, в каком виде он застал ее в квартире, Ян испытывал бессильный злой стыд.

Понятно, что все это сводится к ее то уходящему, то приходящему сожителю. Так разве это открытие? Разве нынешний поступок Захарки стал откровением для кого-то, кроме Нины? С этим типом достаточно пообщаться пять минут, чтобы понять: пользы от него не будет никогда и ни в чем. Причем ясно это было с самого начала, годы ничего не изменили. Но Нина упорно цеплялась непонятно за какие иллюзии, изучала его, пыталась воспитывать. А смысл? Не нужно четырнадцать лет жевать кусок конского навоза, чтобы догадаться, что это не арахисовая халва!

Ну хорошо, Захар совершил глупость, так зачем спиваться из-за этого? Да если бы она все рассказала Яну, он бы этого никчемушника уже в бараний рог скрутил! А что сделала она? Она позволила своим детям увидеть ее в образе странного, ползающего по полу… нечта.

Все это Яну отчаянно хотелось высказать в лицо Нине. Потому что если все закончится так просто, она не поймет, не осознает, и через неделю на диване среди подушек снова затеряется Захарка. Так что он готов был устроить старшей сестре выволочку, но Александра не позволила.

– Оставь ее в покое, пожалуйста, – мягко сказала она. – Ничто так не наказывает человека, как его собственная совесть. Другой вопрос в том, что сегодня настоящая совесть мало у кого осталась, но у Нины есть. Ей сейчас очень плохо, а ты сделаешь хуже.