не оказалось пусто, я бы, вероятно, не стал бы сюда приходить, однако сейчас идет последний сеанс, а время перевалило за десять вечера. Никто в туалет уже не зайдет, а если и зайдет, я просто извинюсь и удалюсь.

– Это женский туалет, – цедит она сквозь зубы и направляется к раковине помыть руки, тем самым сокращая между нами дистанцию. Ничего не говоря, я скольжу взглядом по ее телу. На ней красное платье с цветочным принтом и длиной выше колена. У него длинные рукава и не очень глубокое декольте, но мне открывается отличный вид на ее грудь. У нее идеальные сиськи, уже не терпится увидеть их не прикрытыми слоями ткани. – Язык прикусил или как?

Сморгнув секундное оцепенение, я глотаю слюну и стараюсь унять нервозность. Одно дело молчать, чтобы позлить ее, но совсем другое – лишиться дара речи из-за собственных мыслей. Так выглядит мой провал. У нас ничего не будет. Я растягиваю губы в саркастичной ухмылке и выдерживаю ее взгляд.

– Не прикусил.

Она включает воду, выдавливает мыло и начинает мыть руки.

– Может, ты не заметил табличку, но я напоминаю тебе, что это женский туалет. Тебе нельзя здесь находиться.

– Кто сказал?

– Я. – Она закрывает кран и вытирает руки бумажным полотенцем.

– Что ж, общество уверяет меня, что я могу быть кем угодно, – говорю я, и она поворачивается ко мне. – Каждый может быть, кем мечтает.

– Это в «Зверополисе», а не в реальном мире, – отвечает она, и я подмечаю, что на краткий миг уголок ее губ приподнялся.

– Я не смотрю мультфильмы «Диснея».

– Тогда откуда знаешь цитату, что каждый может быть, кем мечтает? И откуда вообще знаешь, что это «Дисней»? – Попался. Порой я смотрю мультики. Обычно после визитов к маме. Они навевают ностальгическое настроение, а мне оно нравится. Но я ни за что не признаюсь в этом вслух, тем более ей.

– Какую еще цитату? – бормочу я. – И кроме того, несколько лет назад постерами «Зверополиса» был обклеен каждый билборд. Нужно быть слепым, чтобы их не заметить, так что тут ты ошибаешься. И я видел табличку. Мне просто плевать.

– По всей видимости, на многое, – бурчит она под нос, а потом глубоко вздыхает. – Что тебе нужно, Томпсон?

– Ничего.

– Как-то непохоже. – Она дует губы. – Окажи мне услугу и отвали, а?

– Этого я сделать не могу, – произношу я неторопливо и чуть наклоняюсь, чтобы посмотреть ей прямо в глаза. Ее радужки прекрасного темно-зеленого цвета. У нее дикий взгляд, и я снова им заворожен.

– Что я тебе сделала? Я уже попросила прощения за пощечину. Зря я так поступила, и я это признала. Если тебе все еще не дает покоя то, что произошло или не произошло у тебя с моей соседкой…

– Мне насрать на эту девчонку. Я забыл о ней, как только вышел за порог вашей комнаты. Я заблокировал ее в социальных сетях после того, как она отправила мне фотку своих сисек. – Она морщит нос от отвращения и хмурится.

– С какой вообще стати ты… – Она кривится и качает головой. – Мне не очень нравятся девушки, которые отправляют даже не своим парням нюдсы[13], но парней, которые обсуждают эти фото, я ненавижу. Ты ужасен.

911? У нас срочный вызов. Здесь с ней не поспоришь, и я не представляю, как поменяю ее мнение о себе. Кроме Клэя, об этих фотографиях я рассказал только ей, и у меня не было намерений распространяться о них. Я удалил все фото ее соседки сражу же после того, как заблокировал ее.

– Я никому не рассказывал…

– Что бы, по-твоему, чувствовали парни, если бы узнали, что я показывала фотки их членов лучшей подруге, и мы с ней обсуждали размер, длину, гладкость кожи? – заваливает она меня вопросами, и у меня возникает ощущение, что мозг плавится. Чуваки отправляли ей дикпики[14]? И часто? – Я никогда не обсуждала эти фотографии. Никому их не показывала и сразу блокировала парней, которые их отправляли. Ты же…

– Об этих фото знает только Клэй, потому что я хотел выяснить, не отправляла ли они их и ему тоже. Я удалил ее сообщения и заблокировал ее саму, а фотографии никому не показывал, – тараторю я, а после затянувшейся паузы продолжаю: – Я не из тех парней, которые таким хвалятся.

– Даже не знаю, по-моему, ты очень даже похож на таких. – Она бросает мне вызов, и все настроение меняется. Я прищуриваюсь и подхожу ближе.

– Которые хвастают сексуальной жизнью или шлют фотографии члена? – Она прикусывает нижнюю губу, когда с моих уст слетает слово «член». А у нее крутятся пошлые мысли, не так ли?

– Первый вариант. – Она меняет позу, скрещивая ноги в лодыжках.

– Ошибаешься. Я не хвастаюсь и ни с кем не обсуждаю свою сексуальную жизнь. Даже с Клэем. – Я пристально смотрю ей в глаза. – Если не веришь мне, спроси у него сама.

– Значит, ты у нас честный парень? – спрашивает она, и я киваю. – Ладно. Тогда такой вопрос: чего ты от меня хочешь, Томпсон? – Ее голос сочится патокой, но во взгляде пляшут огни.

– Ты не слушаешь. – Я хмыкаю. – Ничего. Мне от меня ничего не нужно.

– Тогда что сейчас происходит? Зачем ты пришел? С какой стати таращишься на меня, вместо того чтобы посмотреть фильм?

– Мне нравятся наши взаимоотношения.

– Наши что? – Она искренне изумлена.

– Взаимоотношения, – повторяю я с улыбкой. – Поначалу ты меня раздражала, но в тебе меня это все забавляет. Как ты на меня реагируешь, как легко мне удается вывести тебя из себя.

– Так для тебя это все забавы? – Она громко выдыхает через ноздри и скрещивает руки на груди. – Тебе нравится, когда я на взводе? Неуравновешенная?

– Немного.

– Из-за тебя мой первый год в колледже просто невыносим.

– Не нужно так драматизировать, первокурсница. – Слова вылетают сами собой, я не успеваю их обдумать. Ее лицо становится непроницаемым, и у меня возникает странное ощущение, будто я только что сменил настроение наших взаимоотношений.

Она отходит в сторону, намереваясь обойти меня по дуге, но я становлюсь у нее на пути.

– Пошел вон, Томпсон.

– Я думал, мы тут общаемся. – Я убираю руки в карманы, стараясь скрыть нервную дрожь.

– Тебе показалось. Я не общаюсь с людьми, которые даже имени моего произнести неспособны.

– Так и ты не зовешь меня по имени. – Я сейчас похож на великовозрастного детсадовца.

– Серьезно, Колтон? Ты просто ищешь оправдания, вот и все. Уверена, ты даже мысленно не произносишь моего имени. – Она мысли, что ли, читает? Она видит меня