Стянув с шеи шнурок с небольшим кулоном, протянул его брату:

— Осторожнее с этим. Для тебя он смертельно опасен!

Хал изумленно уставился на спящую тариль, после чего медленно перевел взгляд на мою руку с зажатым в ней кулоном со смертью.

— Она сама добровольно рассказала тебе, кого ей поручили уничтожить? И даже отдала яд?! Но…

Естественно, известие о том, что мир перевернулся, звучало бы правдоподобнее. Это же тариль жестокосердных! Живое воплощение Богини Талл, несокрушимая, не знающая пощады и милосердия воительница.

Не факт, что мы вдвоем выстояли бы против нее в схватке. Братец, недоуменно тряхнув головой, снова устремил взгляд на мирно спящую на его лежанке женщину. Вид у нее при этом был очаровательно невинный.

Как я его понимаю! Примерно так же изумлен был сам в ту последнюю ночь накануне возвращения из цитадели. Тогда эта женщина в буквальном смысле сокрушила мой мир.

— Да, поскольку она была уверена, что я — это ты, она честно предупредила меня об угрозе. Повторяю, все очень запутано! — Я потряс вновь отросшей рукой и с удовольствием прислушался к бурлящей в теле силе.

— Тогда ты просто обязан объяснить мне все! Это слишком невероятно и важно, чтобы откладывать разговор на потом. К тому же это едва ли не единственное место в мире, где нас никто не может подслушать. Никто! — Присев у огня, брат скрестил ноги и явно приготовился слушать меня со всем вниманием. — Ты решился на сумасбродную авантюру и сдался в плен этой двинутой на почве убийств бабе, хотя я не раз говорил тебе: в цитадели ты не сможешь убить ее. Там вся сила Талл питает ее. Она пытала тебя — вопли этих оголтелых маньячек были слышны и в нашем лагере. А в последнюю ночь она тебя сломила — твои стоны и крики тоже были слышны в нашем стане. Я уже решил, что тебе не спастись, когда ты умудрился сбежать, спрыгнув со стены.

Даже брату я не мог рассказать о том, что сделала со мной эта женщина в ту ночь.

— В последнюю ночь она меня не пытала. Вернее, не причиняла боли.

Шумно выдохнув, прикрыл глаза, на миг погружаясь в воспоминания о пережитых ощущениях. Тело реагировало трепетом и потоком жаркого желания — я и сейчас не отказался бы вернуться в ту комнату в цитадели жестокосердных.

Именно там я таким невероятным образом обрел нечто крайне ценное — возлюбленную. Понял это мгновенно, мир перевернулся в один миг, наполнив ощущением уверенности: это она. Притом что в жизни не помышлял ни о каких суженых и не искал для себя такой связи.

Свое предназначение выбрал давно: я — воин, и мой удел сражаться, быть одиноким и лишенным слабостей. Но, встретив эту странную тариль, понял мгновенно, что не смогу от нее отказаться. Что сделаю все ради возможности быть с ней, покорюсь ей, подчинюсь ее воле.

— Но твои крики?

— Это от наслаждения. — Мне надо было объяснить все, чтобы уберечь существо, заключенное в теле палача, от брата, от самого себя. — Ты знаешь меня, как никто другой. Знаешь, я равнодушен ко всей этой любовной чепухе. У меня нет проблем с женщинами, я могу позволить себе выбирать их. Я никогда не связывался с ними, к чему мне эта романтическая блажь и нервотрепка, когда вся моя жизнь — это война? Конечно, я всегда был аккуратен, избегая возможности появления ребенка. Да, когда ко мне приходит женщина, я ощущаю возбуждение. Пусть я не страстен, но я не обманываю их ожиданий, щедро вознаграждая за внимание. Пусть и не способен полюбить… Я полагал, что не способен.

— Дох, неужели ты решил, что влюбился в смертное воплощение Талл?! — Брат с ужасом всматривался в мое лицо.

Естественно, Хал подумал, будто меня околдовали неведомой магией.

— Не просто влюбился. Я абсолютно точно знаю — это моя женщина. Только моя, как никто иной в мире. Люблю ли я ее? Да! Я ее обожаю, умираю от страха за нее, ставлю превыше собственной ее жизнь, желание обладать ею не утихает во мне ни на миг. Но все это не относится к тариль жестокосердных. Я говорю тебе о той, что сейчас существует в плену тела воительницы.

Признавшись, прикрыл глаза, осознавая странную, но уже очевидную истину: я ее действительно люблю и не хочу потерять. И восхищение ее отвагой и сообразительностью сквозь довлеющее сомнение, и нежность сквозь ядовитые уколы презрения, и даже ярость сквозь пелену узнавания в жестоком монстре кого-то, предназначенного только мне, — все это сплелось в один клубок, породив чувство, в которое никогда не верил. В любовь.

И именно сейчас, когда я доставил палача жестокосердных к месту гибели. Ведь лишив ее жизни в озере, прерву цикл перерождения — Талл утратит живое воплощение. И понял, что не способен выполнить собственную клятву.

Сначала пришло подозрение: что-то в тариль, привычно вошедшей за своей прислужницей в пыточную, было не так. Взгляд? Жест? Предчувствие? Что насторожило меня тогда, заставив незаметно наблюдать за ней?

Потом изумление, граничащее с тревогой, — в этот день, впервые за все время плена, я не мог предугадать ее поступков. И как оказалось позднее, к лучшему, что не мог.

Если бы знал наперед, какую нестерпимую тягу испытаю к женщине, желание, которое поглотит с головой, заставив впервые в жизни забыть обо всем, я бы не поверил. Разве такое возможно?

— Но ты же должен ее уничтожить! Разве не в этом суть клятвы, данной богине равновесия?

Брат верил мне всегда. И в этот раз не позволил подозрениям разрушить нашу уверенность друг в друге — он сразу принял мою сторону. Именно поэтому я спешил на остров, поэтому призвал его. Хал — единственный в нашем мире, на кого я мог сейчас положиться.

— Я не могу ее выполнить.

Вот так просто, впервые в жизни, признался в своей слабости.

— Мы должны попытаться перенести эту сущность в другое тело! — Хал уже искал способ помочь мне. Только я обдумал все это уже много раз. — Разделить ее и воплощение Талл.

— Нет, этим мы только поможем Богине жестокосердных! В теле тариль сейчас только одна душа, Талл же богам удалось пленить, спешно заменив на первую попавшуюся сущность. Но если мы изгоним ее из тариль, тело воительницы мгновенно лишится жизни. И переродится…

Талл вновь обретет свою силу, вырвавшись из плена. Именно поэтому мне и повелели ее уничтожить в водах озера Жизни, чтобы избежать перерождения!

Талл лишится своего физического воплощения, возможности питать свою натуру кровью сотен жертв. Постепенно это ослабит Богиню, позволив разрушить цитадель и ее культ.

Собственный голос звучал тускло, я понимал, что шансов на спасение любимой нет. Всю свою жизнь я посвятил поискам способа избавить наш мир от этой отравы — культа жестокосердных.

И судьба подарила мне это знание, одновременно лишив возможности воспользоваться им. В чем высший смысл этой встречи? Нашей встречи с…

Я даже имени ее не знаю.

— Но твоя женщина… — Хал замялся. — Она на стороне света?