Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Теперь я понял, что меня практически совсем неуловимо постоянно напрягало в этой на первый взгляд безупречной женщине — она словно… неживая. То есть все ее эмоции поддаются четкому контролю. Она не способна неистово хохотать, чтобы до слез из глаз, запрокинув голову, во весь голос. Не умеет плакать, чтобы нормально так, от души, до набрякших век. Она не закатывает истерик, не радуется чему-то слишком бурно. У нее словно на каждое жизненное происшествие выделен определенный лимит выверенных мимик и эмоций. Она даже не любопытная как все женщины! Да Вика бы мне сейчас все уши прожжужжала, требуя детальных подробностей…
Вика. Воспоминание о том, что она уже практически была моей и снова ускользнула отражается в душе совсем не мужественной болью и горьким негодованием.
Почему я так просто смирился с ее ответом? Надо было настоять на встрече! Надо!
А вдруг ее все-таки что-то заставило поступить именно так?
Или кто-то…
Эта мысль — такая казалось бы простая и очевидная, и уже твердо отвергнутая, снова посетила воспаленный разум.
А если действительно все совсем не так, как кажется? Вдруг она просто не могла сказать иначе? И вот эта вечеринка — была и не вечеринка вовсе…
Тупо. Тупо до отчаянного раздражения.
Я просто не могу смириться с тем, что она меня так цинично кинула, поэтому придумываю для нее разного рода оправдания. Хватит уже, все, баста. Сколько можно наматывать сопли на кулак.
— Ты не спросил, зачем я приехала, — от раздумий меня отвлекает голос Иванны.
Поворачиваю голову и пытаюсь уловить расфокусированным взглядом ее лицо. Только вот оно почему-то куда-то словно каждый раз уплывает…
Так и не дождавшись, видимо, моего интереса, она продолжает сама:
— Я получила твои вещи… То есть прости — свои вещи. Спасибо, что позаботился. Но ты забыл кое-что положить, мои книги по психологии, они мне очень нужны. И еще кое-что из спальни…
Мне кажется, или она выделила последнее слово особенно томно?
— Бери, что хочешь, — машу рукой и собираюсь наполнить стакан снова, но Иванна мягко отодвигает от меня бутылку.
— Кажется, небольшой перерыв тебе не помешает, признаться, выглядишь ты неважно. Хочешь, сделаю тебе расслабляющий массаж? Ты всегда так любил мои массажи.
Не дожидаясь одобрения поднимается с дивана и, зайдя ко мне за спину, кладет руки на мои плечи. Раминает пальцами кожу шеи, гладит затылок, а потом опускает одну руку и быстрым движением расстегивает две верхние пуговицы на моей рубашке.
По инерции перехватываю ее ладонь. Может, чуть крепче, чем того требовала ситуация.
— Что ты делаешь?
— Рубашка мешает. Да брось, мы целый год были вместе, я кучу раз видела тебя полностью обнаженным.
— Я не хочу раздеваться.
— Это просто массаж. И только. Расслабься, пожалуйста.
Немного подумав, отпускаю ее руку, и она, расстегнув еще несколько пуговиц, оголяет мои плечи. Гладит их, словно невзначай пробираясь все ниже…
Я прилично выпил, но это не мешает мне сразу понять, чего она хочет этим добиться.
Наш секс всегда был довольно хорошим. Возвышенным, как она сама. Красивые «правильные» позы, расставленные всюду свечи и индийские благовония. Даже наш первый раз был по всем канонам первого раза двух зрелых людей: без спешки, с соответствующим настроем и антуражем.
С Викой все было иначе. С ней я хотел не просто получить эту разрядку, я хотел быть с ней как можно дольше, хотел ее саму. Мне казалось, что она действительно любила меня, когда стонала в темной комнате той проклятой съемной квартиры…
— Ты стал таким напряженным. Мышцы словно свинцом налились.
— Я хочу спать. Сама закроешь дверь, хорошо? — пытаюсь подняться, но она мягко давит мне на плечи, приземляя.
— Не зарывайся в себе, Саш, одиночество — это не то, что тебе нужно. Тебе нужна компания, человек, которому ты доверяешь. Тебе нужна женщина…
Может быть, переспать с ней стало бы своего рода некоторым уколом-антистресс. Не исключено, что немного бы отпустило… но кажется мне, что наоборот.
Я не хочу ее больше, как отрезало. Она красивая, привлекательная, но… не хочу.
Я хочу только одну, но она не моя.
— Можно я останусь с тобой? Это ни к чему тебя не будет обязывать, мы взрослые люди, я пойму. Нам обоим это нужно, — шепчет, наглаживая мои плечи, потом запускает тонкие пальцы в короткие волосы на моем затылке. — Просто доверься мне. Я знаю, как тебе помочь… Сейчас, у меня кое-что есть. Подожди минуту, я скоро вернусь.
Она неожиданно уходит куда-то в прихожую, а я наливаю в стакан еще немного коньяка.
Она умная, но она дура… Мне нужна не просто женщина — мне нужна моя женщина. Мне нужна Вика. Но она сейчас кувыркается с этим козлом.
Ярость — плохой советчик, ярость на пьяную голову — особенно. Только что ведь я думал, что ну его к черту, а теперь… может, клин клином это не такая уж плохая идея? Раз она сама так настаивает.
Может, действительно станет легче…
И тут же понимаю, что нет, не станет. Станет только хуже. Я хочу, чтобы она ушла.
Доносится звук входящего сообщения, и я даже не сразу понимаю, откуда. Потом замечаю на обивке дивана телефон Иванны. Я взглянул на экран чисто машинально, без умысла увидеть что-то определенное. Но я увидел.
— Вот, — в комнату заходит Иванна, удерживая в руках какой-то флакон из темно-бордового стекла. — Это вытяжка из дикого и́риса, мне привезли ее из Ирана. Очень редкая и невероятно ароматная. А как расслабляет!
Садится рядом со мной, продолжая увлеченно вещать о чудодейственных свойствах какого-то паршивого масла, а я просто кладу ей на колени телефон, после чего, натягивая обратно рубашку, поднимаюсь.
— Тебе там Новоселов написал. Спрашивает, во сколько ты сегодня вернешься. Он ужин из ресторана заказал — мидии в белом вине, все как ты любишь.
Она выглядит удивленной, слегка застигнутой врасплох, но самообладанию этой железной леди можно только позавидовать.
— Я могу все объяснить.
— Это же тот, который пригласил тебя в тот новый центр планирования семьи?
— Да, это он. Мы со Львом Альбертовичем дружим уже много лет, мы коллеги, и что такого?
— А он всех своих подруг ждет дома ночью с мидиями из ресторана?
Мне уже практически смешно. Серьезно. Не больно, не обидно — именно смешно.
Я круглый идиот.
— И сколько вы… вот так тесно дружите? — киваю на телефон.
— Некоторое время, — отвечает, слегка замявшись, и тут же торопливо: — Но это все несерьезно!
— Сколько точно?