– И где она, корона? – Мышцы Сары напряглись, и она села на постели, скрестив ноги. – Ты помнишь, где она сейчас? И вообще – на кой демон эта корона? Что, другую сделать нельзя, что ли?

– Можно. Но сложно. И долго. А тот, у кого корона, получит власть над всеми Псами. Понимаешь? Тысячи элитных убийц, каждый из которых стоит нескольких обычных вояк! И которые сделают все, что захочет властелин! Рабы! Рабы, которые сделают все, что угодно! Ну как ваши Верные. Принцип тот же.

– Так где же эта корона?! – Сара нетерпеливо покусала губу. – Ну расскажи, что ли!

– Да как я тебе могу рассказать? Лежит она в подземелье, найти ее могу только я, и то с трудом. Она в тоннелях у гармов. Под столицей Занусса. Никто, кроме меня, достать ее не сможет, это определенно. Да и я-то… не знаю, смогу ли.

– Почему?

– Потому, что там могут быть гармы! – раздраженно фыркнул Адрус. – Неужели непонятно?! Ты думаешь, мы их всех убили? Как бы не так! Часть ушла в подземелья и скорее всего – вернулась на родину. Малая часть, да, но гармы – это серьезно! Если наверху они уступают человеку, то у себя под землей – мало кто может с ними бороться. Они видят в полной темноте. Они двигаются так бесшумно, что услышать их может только… только – такой, как я. Так что лежит там корона, и пусть себе лежит. Я не собираюсь рисковать ради властителей страны, которая убила моих родителей, сделала меня рабом, унижала, мучила, заставляла страдать! Идет он в Преисподнюю, этот Занусс! Со всем его народом и властителями! И вот еще что – я намерен сообщить в Тайную службу о занусских лазутчиках. Пусть они занимаются этими придурками. У меня служба, дракон и все хорошо. И будет еще лучше. Пошли они на хрен с этим Зануссом!

– А если они опять за мной придут? Сказали, что в следующий раз не отпустят. Не боишься за меня? Или тебе все равно, что меня убьют?

– Не убьют. Раньше их самих убьют! Только пусть попробуют что-то тебе сделать! Найду и уничтожу! И этого нынешнего Властителя – уничтожу! Один раз получилось – получится и в другой раз!

– Только меня уже не будет, – Сара хмыкнула, потянулась, от чего ее груди поднялись вверх, и улеглась рядом с Адрусом, заложив руки за голову. – А ведь как хорошо бы было! Ты бы нашел им эту проклятую корону, они отвалили бы тебе денег, оставили в покое, и мы бы с тобой жили счастливо, спокойно, как… как все! Они еще и титул обещали! Дворянина!

– Я сказал! Мне от проклятого Занусса ничего не нужно! Пусть он сдохнет! Весь! И Властитель пусть идет в преисподнюю! А какого демона ты так радеешь за этот самый Занусс? Сара, что с тобой? Ты мне все рассказала?

– Нет, любимый, – Сара грустно улыбнулась, снова потянулась, разбросав руки в стороны. – Зря ты все-таки не согласился…

Адрус вдруг ощутил укол в шею – болезненный, будто ужалила пчела. Он все понял. Мгновенно вскинулся, попытался добраться до одежды, в которой было спрятано противоядие, но «пчела» ужалила еще раз, еще, еще!

– Прости, любимый… я должна! – Сара погладила Адруса по спине, потом запрокинула безвольно повисшее тело любовника на себя, поцеловала в тускнеющие глаза. – Я должна! Мне приказали!

Потом Сара надела на Адруса штаны, рубаху – на улице ведь прохладно. Да и ни к чему ему голым показываться на людях.

Натянула на ноги Адруса башмаки – ноги должны быть в тепле, а там, где он будет сидеть, прохладно, камень холодный.

Оттянула веко, проверила – Адрус был без сознания. Но она все равно достала с полки пузырек со снадобьем и влила в открытый рот мужчины пять капель густой темной жидкости. Теперь он гарантированно будет спать по крайней мере два часа. Даже с его способностью к восстановлению.

Все Псы трудно поддаются действию ядов, но у Адруса был особый иммунитет, так что пришлось превысить дозу парализантов и снотворного раз в пять, не меньше.

Но на всякий случай Сара все-таки связала руки и ноги Адруса полотняными полосами. Осторожно, чтобы не было больно, но крепко, чтоб не разорвал и не развязался. Закончив, отодвинула занавеску на окне и поводила горящим масляным фонарем вправо-влево.

Через минуту в дверь осторожно постучали три раза, потом еще раз. Сара открыла. Мужчины, одетые в плащи с надвинутыми на головы капюшонами, вошли в дверной проем – тихие, как ночные тени. Они двигались уверенно, без суетливости. Саре не сказали ни слова. Она уже приготовила покрывало, которое обычно лежало на застеленной кровати, мужчины завернули в него бесчувственного пленника и так же молча и тихо исчезли в ночной мгле. Дверь без скрипа захлопнулась, оставив хозяйку дома стоять перед недавно покрашенной дверной пластиной, тупо глядя туда, где был намертво приделан стальной засов.

Двигаться не хотелось, спать не хотелось. Вообще ничего не хотелось. В том числе и жить.

Сара бездумно задвинула засов, потом вышла из гостиной, прошла в спальню, двигаясь так же четко и бесшумно, как ее недавние гости. В спальне взгляд упал на меч, который остался от Адруса. Сара подняла его, с легким рывком выдвинула из ножен.

Тусклое лезвие, покрытое морозным узором, будто светилось под светом масляного фонаря, манило к себе, звало. Сара вынула клинок совсем, подержала его в руке, а потом осторожно, будто опасаясь, что сталь треснет, приложила острие к шее, в том месте, где пульсировала сонная артерия. Теперь осталось лишь дернуть рукой, и… все закончится. Совсем – все! Несчастная жизнь, несчастная любовь. Память о предательстве. Память о том, как она предала единственного дорогого ей человека, данного ей рукой Создателя. Награду, которую она незаслуженно получила из рук богов. И которую выбросила в помойную яму.

Но рука не дернулась. Сара пыталась, но не смогла.

Не смогла и броситься на меч – в последний момент тело отказалось подчиняться.

Снадобье! Если этого сонного снадобья выпить слишком много – уснет и не проснется!

Крышка пузырька не открылась, будто приклеенная самым лучшим клеем. Пальцы срывались с горлышка сосуда, в конце концов пузырек упал, закатившись под кровать, все еще пахнущую любовными соитиями и напоминавшую о радости бытия. Радости, которой у Сары уже никогда не будет.

И тогда она бросилась на кровать ничком и зарыдала, оплакивая свою несчастную жизнь. Жизнь, из которой украли все, даже саму смерть.

Любой, даже раб, может уйти по своей воле туда, где не достанут его беды и злые люди. Туда, где каждый ответит за содеянное и получит по заслугам.

Сара уйти из жизни не могла. Сама не могла.

Она теперь рабыня, скованная узами душевного рабства. Неразрушимыми узами. И это было страшнее всего.

* * *

Лекарь оказался довольно-таки симпатичным мужчиной лет тридцати пяти – сорока. Он хмуро посмотрел на Делию, не ответив на ее приветствие, и продолжил лечение Псов, крепко побитых Сарой.

Манагар сидел здесь же – благостный, довольный, как кот, только что нажравшийся сметаны. Шестеро девушек-рабынь, одетых, как и всегда, лишь в украшения, главным среди которых был серебряный рабский ошейник, массировали, умащивали его тело, суетясь вокруг массивной туши хозяина, как муравьи вокруг дохлой лягушки.