class="p1">– Иди уже, – велела я, подталкивая его к двери, – пока мы не начали всерьез обсуждать тему равенства полов. И не бойся: Колт не контролирует каждый мой шаг и едва ли может догадаться, что я не ночевала у себя, ведь я ушла из комнаты посреди ночи.

«А учитывая наш последний разговор, искать встречи со мной он сегодня не станет», – мысленно добавила я, когда дверь за Рабаном закрылась.

Прогнав от себя невеселые мысли об отце, я устроилась за письменным столом и вытащила из папки все документы. Пробежалась по их заголовкам, чтобы понимать, с чем буду иметь дело. Здесь были описания, отчеты, справки, сообщения (по сути – доносы, как стало понятно после беглого изучения парочки) и несколько заключений за подписью Патрика Рабана. Материалы относились не только к трагедии в академии, но и к расследованию Рабана-старшего в целом. Меня же в первую очередь интересовало то, что произошло здесь, в замке. И вопросов скопилось больше, чем я могла озвучить.

Ориентироваться в документах с непривычки было сложно, поэтому, отделив интересующую меня часть событий от остальных, я стала читать все подряд. Информации оказалось не так много, как хотелось бы, но кое-что мне удалось узнать.

Например, тело одной студентки было найдено отдельно от остальных – в подземном лабиринте, в скрытой комнате. Судя по описанию, именно эта девушка стала после смерти проводником: у нее было разбито лицо, как если бы ее несколько раз с силой ударили о каменную стену, от этих травм она и скончалась. В комнате, где ее нашли, не обнаружили ничего подозрительного. Писавший отчет Морн предположил, что само помещение создали исключительно из-за необходимости спрятать тело. Возможно, речь шла о той комнате, о существовании которой знал Колт и которую никогда не видела я.

Но особенно любопытно было другое: отчет Морна указывал и на то, что девушка погибла на пару дней раньше, чем произошло нападение на замок. Однако в итоговом заключении Патрика Рабана она значилась среди жертв мертвецов Шелла.

– Вот и первая подтасовка, – пробормотала я себе под нос, делая пометку на чистом листе бумаги. – Но теперь хотя бы понятно, почему ты бродишь там одна, а не ходишь с остальными.

К описанию и отчету прилагалось «сообщение» другой студентки: та утверждала, что у погибшей были любовные отношения с кем-то из руководства академией. По ее предположению – с погибшим чуть позже директором.

А что, если у нее был роман с самим ректором? Мог ли тот жестоко убить любовницу, если та грозила ему оглаской? Стал бы он это делать, когда полным ходом шло расследование с привлечением хозяина земель? И если да, то по какой причине? Она шантажировала его, грозясь рассказать об их связи лорду Ардему, который так удачно ошивался поблизости? И тот ведь сделал вид, что закончил расследование и уехал, может, родственник тоже в это поверил, вот и расправился с шантажисткой?

Версия мне нравилась, она объясняла секретность и то, что родственник Рабанов исчез с радаров. Если, конечно, драконы могли счесть его преступление достаточным для такого наказания. И если дракона-аристократа действительно можно шантажировать подобной связью.

Я еще немного порылась в документах и смогла разыскать упоминания возраста и семейного положения интересующих меня мужчин. Директор Акнор – тридцать шесть лет, вдовец. Ректор Рабан – сорок девять, женат.

– М-да, шантаж возможен, а вот сама связь…

Погибшей студентке было двадцать, в ее роман с тридцатишестилетним вдовцом я еще могла поверить, но с женатиком, которому под пятьдесят? Он же был старше Колта!

– Фу, гадость, – скривилась я, попытавшись вообразить такую парочку. – Это надо очень любить деньги.

Впрочем, учитывая, как они тут все с ума сходят по драконам, могло быть и такое.

В этой истории зацепиться больше было не за что, поэтому я перешла к следующему вопросу: почему остальные студенты в посмертном существовании выглядят невредимыми? Как погибли они? Я нашла соответствующий документ, в котором описывались их тела, но не смогла осилить его до конца, мысленно порадовавшись тому, что этот мир еще не дошел в своем развитии до фотографии.

Описание было шокирующим, смерть тех студентов – ужасной. Фигурировали упоминания многочисленных травм, оторванных конечностей, ожогов и полностью сгоревших частей тел. Я отложила лист, не дочитав, и прикрыла глаза, стараясь не визуализировать то, что узнала. Предпочла воскресить в памяти лица ребят, которых увидела тогда ночью во дворе. Почему они выглядели такими живыми? У себя на листочке я записала: «Как все-таки умерли остальные?»

Когда какое-то время спустя Рабан вернулся в свои комнаты, я все еще сидела над документами. Все, что можно было прочитать о трагедии в замке, уже прочитала, и теперь бессистемно перебирала другие документы, пытаясь найти в них ответ на вопрос, почему Шелл ринулся в Замок Горгулий, когда ему следовало уносить ноги. Но пока ответа не было.

Я так погрузилась в свои изыскания, что едва заметила, как за спиной сначала тихо скрипнула, открываясь, а потом приглушенно хлопнула дверь. Лишь когда Рабан приблизился к столу и положил свои заметки рядом с моими, я осознала, что больше не одна.

– Нашел что-нибудь полезное? – поинтересовалась я, откидываясь на спинку кресла и поднимая на Рабана вопросительный взгляд.

– Кое-что, – рассеянно кивнул тот, с интересом рассматривая разложенные по всему столу бумажки и мои пометки. – Но тебе едва ли это понравится. Во-первых, Ольга не местная. Приехала не издалека, но все же живет гораздо дальше от границы с Мертвыми землями, чем мы здесь. Даже если бы ей что-то нашептали, следы экспериментов обнаружили бы гораздо дальше Бордема.

– Черт… – вырвалось у меня.

– Во-вторых, – невозмутимо продолжил Рабан, – я просмотрел дела всех твоих друзей, не только Марин Николеску. Чтобы понять, кто из них мог поддаться шепоту.

– И?

– Коротко говоря: все. У Николеску и Алианы Плакс стоят пометки о наличии ментального дара, что делает их более уязвимыми. Владимир Рихард – бастард, а его отец – весьма высокопоставленный оборотень в одном из медвежьих кланов.

– Это тоже фактор риска? – нервно уточнила я.

– Для определенной категории людей и оборотней – да. Будь он законным сыном, имел бы совсем другую жизнь. Для тщеславных от природы личностей это может стать уязвимостью.

– Влад и тщеславие? – фыркнула я. – Не смеши меня. Ему главное, чтобы обед был по расписанию…

Едва сказав это, я осеклась, вспомнив, как приятель проиграл Марину состязание на ярмарке. Он еще пару дней потом не мог успокоиться и все хотел реванша.

– Что касается Киллиана Ши, то он дольше остальных учится здесь, отличник. Несколько раз просил пересдачу, когда ему ставили не самый высокий балл, то есть ему важно не только знание, но и оценка, он хочет быть лучше всех.

– Он сирота, – тихо заметила я. – Его вырастили родственники. Может быть, Киллиан просто хочет что-то доказать им?

– Странно, пометки об этом в его деле нет. Наверное, родственники взяли его на воспитание очень давно. Но это делает его еще более уязвимым.

Я подумала о всегда сопровождающей меня злости, об обиде на судьбу за то, что пришлось расти без родителей. Не потому ли я теперь тоже слышу шепот?

– Круг подозреваемых растет, – пробормотала я, чтобы отогнать мрачные мысли. – Ведь все мои друзья продолжают ходить на твои занятия.

– Я попытался его сузить, – вздохнул Рабан. – И изучил также личные дела погибших десять лет назад студентов. Среди них был дуал.

Я закусила губу, потому что эта новость заслуживала крепкого комментария, а ругаться в стиле портового грузчика при аристократическом друге мне не хотелось.

– Родственник? – без особой надежды уточнила я.

Рабан только пожал плечами.

– Кто знает? Но дуалы, учитывая их обособленность, малочисленность и отличие от всех прочих оборотней, очень дорожат друг другом. Так что даже этого могло хватить, чтобы возникло желание личной мести. В теории.

Он замолчал, я не торопилась с ответом, поэтому на какое-то время в комнате стало так тихо, что тиканье настенных часов превратилось в весьма раздражающий, заполнивший собой все звук.

– Скажем Колту? – предложил Рабан через какое-то время. – Или сразу Бенсону?

Это звучало разумно, но я все равно отрицательно качнула головой.