предательским письмом Дария выгодна и Пармениону, и Антипатру, который втайне желал найти дочери другого супруга. Если измена имела место, доказательства должны быть неголословными.

К евнуху не пришлось применять пыток. Он сразу подтвердил, что десять дней назад доставил к Линкестийцу послание Дария; о содержании не имеет представления.

— Как повёл себя Александр? Что сказал тебе?

— Удивился, но взял.

— Что в письме, ты действительно не знаешь или всё-таки скажешь? — угрожающе потребовал царь.

— Я слышал при дворе, что Дарий обещал тысячу талантов золотом за твою смерть. А что в письме, пощади, не знаю.

В тот же вечер привели Линкестийца. Руки связаны за спиной. Александр впился взглядом в его бледное лицо.

— Евнуха видел? Письмо получал?

— Клянусь Зевсом, прочитал и устрашился, обмер со страху. Не за себя, а за тебя, царь! Поверь, против тебя я ничего не замышлял!

— Но тогда почему не предупредил меня об опасности?

— Хотел сразу бежать к тебе, показать письмо. Но ты отсутствовал, а потом мне передали твоё распоряжение отбыть с отрядом в разведку. Когда же прошло столько дней, подумал, что всем будет лучше, если никто не будет знать о письме. Только сейчас понял, большую глупость совершил. Прости, царь!

Александр задумался. Линкестиец говорил правду, нет сомнений. Обвинять его в измене нет смысла. Но он повинен хотя бы в том, что скрыл опасное письмо. Плохой пример для подобных случаев, оставлять даже глупый поступок без последствий нельзя…

Весть об аресте известного в армии храброго командира конницы, царского гетайра, бурно обсуждалась воинами и полководцами. Кто-то верил, кто — удивлялся, но большинство не скрывали злобного недружелюбия к роду Аэропа. К тому же наказание человека, приближённого ко двору, в простонародье расценивалось как справедливое возмездие. Зная это, Александр отказался от разбирательства сомнительного и громкого, передал на суд военных. Им определять, виновен Линкестиец — тогда пусть понесёт наказание или будет оправдан. В том и в другом случае царь не возьмёт на себя ответственность за судьбу обвиняемого в преступлении, если оно готовилось.

На судебном заседании рядовые воины и командиры едва не перессорились, рассуждая и доказывая противоположные мнения. Те, кто ненавидел Линкестийца, требовали казни, а кто хорошо знал его с лучшей стороны, считали недопустимым лишать жизни невиновного. Прямых улик в измене так и не нашли, строили лишь домыслы. Но в одном участники оказались согласны жизнь обвиняемому сохранить нужно, хотя неразумно возвращать ему командование конницей. Пусть пока содержится под надзором; возможно, скоро объявятся новые улики или доказательства невиновности. Тогда и подоспеет справедливое решение.

Царь использовал постановление Военного суда по-своему; на единственного оставшегося в живых сына Аэропа, Линкестийца, навесили ножные и ручные оковы, посадили в деревянную клетку и возили в обозе, до тех пор пока несчастный глупец не умер от вшивости и недвижимости.

* * *

В Гордионе Александр заинтересовался, откуда появилось название города. Судя по облику, место древнее, легендарное.

Так и оказалось! Прежде Гордион назывался Сангария, по имени реки, мирно протекавшей в зелёной долине. Однажды случилось, что умер правитель, а преемника не оставил. Вместо созидательной крепкой власти народу грезилась разрушительная анархия. За дело взялись жрецы храма Зевса, покровителя города. Обратились к оракулу в Дельфах, хотели узнать, кого из знатных людей назначить царём. «Не ищите, а смотрите на дорогу, ведущую в храм. Увидите царя на повозке с двумя быками».

В тот день, когда жрецы вышли на дорогу, крестьянин Гордий пахал с двумя быками свой надел. Увидел орла, вещую птицу Зевса, спустившегося на ярмо. Догадался, что бог призывает прекратить пахоту. Распряг быков, сел на повозку и отправился к храму за разъяснением. Там Гордия встретили с почётом, призвали народ, которому объявили волю Зевса…

Землепашец стал царём фригийского народа. Быков отпустили на пастбище и больше не впрягали в ярмо, повозку поместили в храм, как дар богу. Гордий закрепил на ярме узел из коры крепчайшего кизилового дерева. На стене выбил слова: «Кто сумеет справиться с моим узлом, тому покорится Азия»…

Царствовал Гордий до глубокой старости, соблюдал законы предков и следил за тем, чтобы все их исполняли. Фригия превратилась в крепкое государство, границы которого враги боялись нарушить. А Сангария превратилась в роскошную столицу с широкими проезжими улицами, богатыми рыночными площадями, удобными жилищами с водоснабжением и великолепными общественными зданиями и храмами.

Александру обещали показать повозку Гордия, удивив, что до сих пор она находится в храме.

Вместе с Гефестионом Птолемеем и Каллисфеном царь появился в храме Зевса. Сложенное из тёсаных камней здание действительно выглядело древним: невысокие толстые колонны, потемневшие стены, сложенные из местного пороса*, на полу каменные плиты с выбоинами, по краям выщербленные. Жрецы с благоговением показали повозку, задвинутую в дальний угол, почерневшую от времени.

Александр обратил внимание на яремный узел — сплошь заплетённый, запутанный, без начала и конца. Приложился рукой и ощутил холод времени… Узел сложный, за столетия окаменел..

Гефестион, наблюдая за ним, призвал к действию шуткой:

— Я вижу, ты хочешь исполнить просьбу Гордия? Александр, дорогой, чего искать ответ! Чтобы найти решение, выбей штырь из ярма — узел и развалится!

Жрецы насторожились; они не могли допустить кощунства. А царь, не замечая их опасений, ответил другу:

— Ещё подростком, на уроке математики я спросил Аристотеля, есть ли способ облегчить для меня учёбу?

— Каков ответ наставника?

— В науке нет царских путей! Но я постараюсь опровергнуть великого учителя. Я же не обычный смертный, я царь!

Он опять ненадолго задумался и вдруг выхватил из ножен свой меч, и… резким движением рассёк узел.

Под сводом храма загремел ликующий голос македонского царя:

— Как я справился с узлом Гордия, так справлюсь и с Дарием!

Едва он произнёс слова, в небе над храмом послышались громовые раскаты, хотя туч вблизи не было замечено. Все, кто наблюдал это явление, посчитали его хорошим знамением.

По пути из храма Каллисфен сказал царю:

— Гордий ошибся в пророчестве. Ты уже владеешь Азией. А потом тебе подчинится Ойкумена.

* * *

После посещения храма Зевса Александр повёл себя решительней, чем прежде. Следя за его успехами в Азии, Греция начинала верить, что война с персами окажется победоносной. Он овладеет землями от Синопы на Чёрном море и всей территорией в излучине Галиса* в Мидии. В покорённые области царь назначал сатрапами своих полководцев: Неарх управлял Ликией и Памфилией*, Антигон Одноглазый — Великой Фригией, а Каллант — Фригией Геллеспонтской. Вся Каппадокия ещё не завоевана, но уже отдал Сабикте. Пафлагония заявлена территорией македонской ответственности, народ обязали выставлять в македонскую армию две