Благодарности от пациентов Гениальному Доктору перепадали редко. Жалоб было гораздо больше. Грубый, нечуткий, невнимательный и т. п. Те редкие премии, которые Гениальный Доктор получал в светлые «безвыговорные» промежутки, он пропивал «с треском» в компании двух приятельниц-медсестер. Никто из врачей с ним не дружил.

Высоко отзывался о нем только заведующий патологоанатомическим отделением. «Пациентов Гениального Доктора можно не брать на секцию, — часто повторял он. — Клинический диагноз всегда совпадает с посмертным. Можно сразу переписывать из истории болезни».

Вы ждете моралей? Их нет у меня. Просто захотелось рассказать о двух коллегах.

При чем тут 50 оттенков пульса? При том, что Гениальный Доктор, подобно легендарным китайским эскулапам, частенько ставил диагноз на основании одного лишь прощупывания пульса (он был кардиологом).

Доктор Сергеев вдруг начал терять слух и потерял его довольно быстро. Не слышал совсем ничего — атрофировались нервные окончания, которые воспринимают звуки, то есть произошла полная «отключка» слуха. Характер процесса был таким, что слуховые аппараты не помогали. То ли тяжелый грипп послужил тому причиной, то ли долгая работа в шумно-трясучих условиях — дело не в этом. Дело в том, что Сергеев был ветераном «Скорой». 35 лет выездного стажа! Это вам не кот начхал. И до пенсии Сергееву оставался всего один год.

От кохлеарной имплантации[11] Сергеев наотрез отказался, сказав, что не хочет превращаться в киборга, и вообще дело это серьезное. Можно получить больше геморроя, нежели пользы.

Инвалидность Сергеев оформлять не хотел, его морально угнетала сама мысль об этом, да и пенсия инвалида не шла ни в какое сравнение с зарплатой врача «Скорой помощи», работающего на полторы ставки. Опять же, если не считать пониженного слуха, мужчина он был крепкий и бодрый. Спортсмен, турист, на десятый этаж с полной выкладкой (ящик, кардиограф, аппарат ИВЛ) поднимался без одышки. Такому работать да работать. И по достижении пенсионного возраста тоже работать. Только вот где?

Кроме скоропомощной работы, Сергеев ничего не знал и не умел. Вся его профессиональная жизнь прошла «на линии». В стационаре или на участке он бы не потянул, поскольку хорошо умел спасать, но совсем не умел лечить — специфика. Работать старшим врачом подстанции или консультантом на Центре Сергеев не мог, поскольку эти виды деятельности (особенно вторая) связаны с телефонными разговорами, а Сергеев телефонных собеседников совсем не слышал. Он и нетелефонных тоже не слышал, но зато научился превосходно читать по губам. Тот, кто не знал о проблеме Сергеева, ни за что бы не мог догадаться.

На подстанции Сергеева за глухоту прозвали Бетховеном. Прозвище было ласково-уважительным. Коллеги жалели Сергеева — одинокий, весь смысл жизни в работе, и на тебе, такая беда! Жалели и старались помочь ему, чем могли. Старший фельдшер с благословения заведующей поставила Сергееву в вечные напарницы фельдшера Гусеву, обладавшую доброй отзывчивой душой и превосходной артикуляцией. Гусева транслировала Сергееву на вызовах то, что он не успевал прочесть по губам, и вела все переговоры по телефону и по рации. Она и сдачу пациентов в приемный покой пыталась было взять на себя, но Сергеев не разрешил — это врачебное дело, и вообще мне несложно.

Подстанция, на которой работал Сергеев, была небольшой и очень дружной, поэтому слух о том, что на линии работает абсолютно глухой доктор, за ее пределы не распространялись. Даже директор региона ничего не знал. А зачем ему знать? Проблема решена своими силами, доктор справляется, пациенты довольны. Сергеев всегда работал на совесть, а уж после того, как коллеги вошли в его положение, стал поистине идеальным сотрудником.

— Учитесь у Владимира Никитича! — призывала на каждой пятиминутке заведующая подстанцией. — Вот почему у него не бывает ни «повторов»[12], ни «отказов»[13], ни «расхождений»?[14] Вот почему его карты хочется под стекло да на стену? Вот почему он никогда не хамит на вызовах?..

И так далее.

Сергеев от этих постоянных похвал сильно смущался. Возражал, что не такой уж он и идеальный и ошибки тоже допускает.

— Вот в прошлую смену приехал на «больной живот» и не сразу понял, что это инфаркт…

— Но ведь поняли же! — парировала заведующая. — Разобрались! Кардиограмму сняли! В реанимацию отвезли! А Кашурников не думая бы погрузил в машину, да отвез в хирургию с прободной язвой! И имели бы мы очередное ЧП! Что, разве не так?

Доктора Кашурникова, амбициозного дурака, на подстанции звали Окочурниковым. У него и в самом деле было много смертей «в присутствии». Заведующая не раз пыталась избавиться от дурака, да все как-то не получалось подвести Кашурникова под увольнение, скользкий он был, как угорь.

Никто на подстанции, и в первую очередь сам Сергеев, не ждал никакой беды, связанной с его глухотой. Напротив, между Сергеевым и Гусевой вдруг возникло нечто, похожее на чувство. Проскочила искра после пятнадцати лет работы на одной подстанции — надо же! Куда они раньше глядели? Но всему свое время. Влюбленные не афишировали своих отношений, но окружающие всегда замечают, когда между людьми что-то есть. Особенно такие внимательные люди, как сотрудники «Скорой помощи».

— А что? — говорили на подстанции. — Она одинокая, он тоже. А пятнадцать лет разницы в возрасте и глухота — это не препятствие. Зато у него характер хороший, и пьет он в меру, то есть по случаю, а не двое суток через одни, как многие. Да и притерлись они друг к дружке на одной бригаде.

На дружеские подколы — пора бы честным пирком да и за свадебку, Сергеев отвечал «Да будет вам!» — а Гусева смущенно улыбалась. Но все к тому шло.

И вдруг грянул гром! Да еще какой!

Дело было так.

Приехали на вызов к старушке с гипертоническим кризом. Хрущевка, пятый этаж. Полечили. Гусева вышла из квартиры первой, а Сергеева в прихожей задержала дочь пациентки — задала какой-то вопрос. Пока он отвечал, Гусева уже вышла на улицу и села в машину. Водитель завел двигатель.

Сергеев быстро спускался вниз. Когда он дошел до третьего этажа, из одной квартиры этажом выше выскочила женщина и стала громко кричать:

— Доктор! «Скорая»! Скорей сюда! Муж мой умирает!

Он действительно умирал и вскоре умер. Тромбоэмболия легочной артерии — это очень серьезное дело.

Сергеев женщину не видел, а стало быть, и не «слышал». А она не побежала за ним вниз, поскольку боялась оставить в одиночестве умирающего мужа. Но вопила так, что переполошила весь подъезд. Однако к тому времени, когда из квартир повыскакивали соседи, бригада уже уехала. Торопились на следующий вызов.