Подобравшись к выступу достаточно близко, я стаскиваю с плеч вещмешок и заталкиваю его в тень, после чего подтягиваюсь сам и кладу голову на импровизированную подушку. Веки наливаются свинцовой тяжестью, и я поддаюсь сиюминутному порыву, зажмуриваюсь, но сон, как назло, не идет. В этот момент мною овладевает отчаяние. А вдруг я теперь вообще не смогу нормально спать? На первый взгляд, мысль идиотская, но чем черт не шутит? По крайней мере, сейчас я вижу только бледно-синие лица убитых товарищей, и эти ужасающие образы отбивают желание спать куда круче, чем концентрированный кофе или упаковка разрекламированного «рэд булла».

По щеке, вырвавшись на свободу, бежит одинокая слеза. Я не вижу, как она соскальзывает и разбивается о землю. Я просто лежу и жалею себя.

«Твою мать, Мамонт, но ты ведь хотя бы жив!..» – раздраженно думаю я.

На смену отчаянию приходит злость, и она, как назло, тоже бодрит. Бормоча под нос проклятья в собственный адрес, я лежу в тени выступа, как вдруг слышу вдалеке голоса. Поначалу я не верю ушам – может, из-за усталости и стресса у меня начались звуковые галлюцинации? – однако вскоре становится понятно, что все происходит на самом деле. Подняв голову, я с замиранием сердца наблюдаю, как из-за горизонта медленно выползает армейский джип кремового цвета.

«Свои!» – проносится мысль.

Жажда жить буквально выталкивает меня из-под выступа, и я, взвившись на ноги, ору на чистом английском:

– Помогите! Помогите мне!

Когда джип останавливается, я несусь к нему со всех ног, хотя умом понимаю: если они заподозрят неладное, сначала выстрелят, а уже потом будут разбираться, кто перед ними.

Но я слишком долго ждал нашей встречи, чтобы стоять на месте.

Я пережил Сирджанскую Мясорубку и теперь готов орать во всю глотку:

* * *

2031 г., Эль-Вафра, Кувейт

С наступлением ночи я покинул дом, где поселили нас с Мариной, и отправился на разведку – благо моя спутница отрубилась сразу после заката. Ее сну, казалось, не могли помешать ни галдеж соседей, коих в комнате было не меньше дюжины, ни рев моторов снующих снаружи машин. Однако я все равно старался не шуметь; медленно откинул в сторону одеяло, сел, свесив ноги, обул ботинки и побрел к выходу, постоянно оглядываясь, – а ну как проснется и спросит, куда я собрался так поздно?

К счастью, я не был единственным «возмутителем спокойствия» – выйдя на улицу, я увидел десятки людей, бесцельно слоняющихся по улицам Эль-Вафры. Немало было тех, кто курил или просто стоял прислонившись к стене и смотрел в одну точку, погруженный в свои мысли. Я прошел мимо женщины, которая, сидя на крыльце небольшой одноэтажной халупы, тихо всхлипывала – возможно, оплакивала почившего мужа или иного родственника. Солдат кругом тоже хватало, хотя, на мой взгляд, их было не так много, как днем: вероятно, большая часть отдыхала, тогда как прочие заняли охранные посты, чтобы своевременно пробудить остальных в случае вторжения Синдиката.

Пожалуй, если вслед за Эль-Бурганом Легион отдаст Эль-Вафру, им можно смело уезжать из Кувейта, ведь, кроме двух крупных нефтяных месторождений, ничего ценного в этой стране нет.

Впрочем, об этом пусть болит голова у Джона Тейлора. Мои цели куда более приземленные и куда менее глобальные – спасти бы Джеральда Грина да выжить самому.

Подходить к тюрьме вплотную я не стал: слишком уж подозрительно будет выглядеть оборванец, пристально, словно скупщик недвижимости, рассматривающий местную «кутузку». Затаившись в подворотне неподалеку, я окинул здание придирчивым взглядом. Интересно, сколько внутри надзирателей? По всему выходило, что должно быть прилично, ведь тюрьма с военнопленными – это, по сути, один из важнейших стратегических объектов. Окажись все, кто там содержится, на свободе, и Легиону придется туго. Удерживать границу и одновременно гасить очаги сопротивления внутри города – уж точно задача не из легких.

И как с такими исходными данными работать? Люди месяцами продумывают побег, даже годами, а тут все надо решить в самое ближайшее время, в запасе буквально день-два. А ведь не стоит забывать о том, что Легиону, вероятно, известно о моих планах (вот только откуда?!).

Единственный выход – смешать им все карты. Старый добрый фокус: устроить «пожар» в другом месте, чтобы привлечь их внимание, и под шумок проникнуть в тюрьму. Вот только где «поджигать», я пока что не знал. Да и какими силами? Все, что у меня есть, это пистолет, карта, фонарик, «глушилка» и прибор ночного видения. Что из этого может помочь в организации диверсии?

Черт, если бы Гопкинс не держал на прицеле бедняжку Джулию, я бы не задумываясь свалил из этого треклятого Кувейта, который за последние недели успел мне порядком надоесть. Не знаю, куда бы я отправился, в Штаты или же в Россию, а может, и вовсе на какие-нибудь Гавайские острова, но уж точно не притворялся беженцем, щеголяя среди вчерашних «однополчан» в рваных обносках.

Но реальность была такова, что мне приходилось ломать голову над практически невыполнимой задачей. Отступив во тьму переулка, я вытащил план тюрьмы, развернул его и включил фонарик. Быстро пробежав глазами, потушил свет и снова спрятал карту за пазуху. Мне хватило тридцати секунд, чтобы запомнить все до мельчайших деталей. Настолько развитая зрительная память с самого детства избавляла меня от многих проблем.

Когда я в очередной раз посмотрел на здание тюрьмы, оно уже не казалось мне незнакомым. По ориентирам в виде главного входа и окон я мысленно сопоставил увиденное с рисованным планом, и стены будто вмиг стали стеклянными. Я четко представил, как помещение выглядит изнутри, и пусть не знал наверняка, сколько там людей, но в местоположении капитана Грина практически не сомневался, ведь камера, куда его поместили, на плане была обведена красным кружком. Я буквально видел, как нужный мне парень со скучающим видом смотрит наружу через решетку двери. Оставалось только войти внутрь и выпустить его на свободу.

«Только»!..

Внезапно я услышал за спиной протяжный металлический скрип, а потом незнакомый голос осведомился:

– Эй, мужик! Ты чего тут ошиваешься?

Я оглянулся. На пороге стоял высоченный легионовец с автоматом в руках. Лица было не рассмотреть, но, судя по тому, как он покачивался из стороны в сторону, я понял, что солдат пьян. Оно и немудрено: ночь на дворе, а врага на горизонте не видно – чем же себя занять на войне вчерашнему тинейджеру, как не картами, выпивкой и девками?

Впрочем, американцы, как правило, от здешних, кувейтских, «дам» старались держаться подальше – арабки (и, соответственно, арабы) в их понимании были то ли потомками Дьявола, то ли просто чересчур грязными. Оттого легионовцы так настойчиво и клеились к Марине в баре: соскучились по «бледнолицым» девушкам, бедолаги.

Но сейчас речь была вовсе не о прекрасном поле; сейчас передо мной стоял выпивший, подозрительный и, хуже всего, вооруженный солдат.