Она продолжала отползать, а Аркх, опустившись на колени, все надвигался и надвигался.

— Дубина?!.. Ты где этого набралась? — его голос вибрировал и отбирал у нее волю.

— Милли книжечку дала почитать…

— Опять эта Милли…

Нависнув над девушкой на согнутых локтях, мгновение смотрел ей в глаза. И стоило нежным губам приоткрыться, приник к ним в ласковом, томительном, долгом поцелуе…

Бархатный тягучий поцелуй становится все глубже, сильнее и уносит ее ввысь. Наполняя сладостью, делая легкой, словно перышко.

— Так ты меня отпускаешь? — он зарывается ей в волосы, дышит глубоко, рваными выдохами обдувает пряди…

Непонимание в ее затуманенных глазах. Шепчет в ответ:

— Да-а-а-а….

Ее подрагивающие губы с рыком накрывает мужской рот, его язык скользит, поглаживая, мягко раздвигая и проникая внутрь. Дарит бесконечную трогательную нежность.

А затем с напором, на грани грубости рычит:

— Отпускаешь?!

Ее судорожное дыхание, почти мольба в глазах и то ли ответ, то ли вопрос:

— Да-а?!

Вот упрямая! Он низко рычит, опускаясь с поцелуями вниз, покрывая ими через ткань плечи, грудь, поджимающийся от острых ощущений живот…

— Отпускаешь?

Ей не хватает воздуха. Руки, словно крыльями загребают шелк, нога ее трется о его ноги.

Он подхватывает ее подбородок широкой ладонью и склоняется ближе.

— Ты все еще хОчешь меня отпустить?

Она тянется к нему и кончиком языка неумело играет с его губами, прижимаясь, потираясь и снова отступая.

— Я! Я ТЕБЯ не отпускаю, — рычит он и встречается с восторженным и счастливым взглядом. Из уголка глаза потекла слезинка.

Бережно убрав ее кончиком пальца, прижимается лбом к ее лбу.

— Я никогда тебя не отпущу. Я всегда буду рядом, детка.

— И я тебя не отпускаю, — шепчет Тасся. И покраснела так, словно сказала глупость несусветную. А в следующую секунду задохнулась. Его пальцы забрались под блузку, нежное кружево трещит. А пальцы ласково поглаживают соски, почти не надавливая, легким и невесомым касанием. Которое рвет ее дыхание в клочья.

— Маленькая моя …

Он словно молится поцелуями. Которые становятся все быстрее. Отчаянней.

— Пожалуйста, — просит судорожно она…

Волны шалой, одуряющей нежности накрывают ее с головой. Он полностью захвачен желанием касаться, ласкать, трогать ее.

Его поцелуи становятся все жестче, с легкими провоцирующими прикусываниями, подсасыванием. Ее кожа горит зацелованная, заклейменная его низким рыком, все туже скручивается узел напряженного предчувствия…

Он первый приходит в себя и прижимает к бокам ее расшалившиеся ручки. Его грудь ходит ходуном, сердце с диким шумом гонит кровь в голову.

— Тс-с-с-с, маленькая, — успокаивает девушку и пытается успокоиться сам.

Едва слышный всхлип еще больше приводит его в чувство.

— Я сделал тебе больно?

— Ты остановился… Ты меня не хочешь…

— Тасся, ты меня в могилу загонишь, — голос Аркха на грани срыва. — Я хочу тебя больше жизни. Но не имею права. Не сейчас.

Черт побери эту ее бабулю и данное ей с горяча обещание!

Его костяшки нежно гладят по щеке, шее. Успокаивая и утешая. Она глубоко и обреченно вздохнула и погладила его по скуле.

— Вот и славненько, — Аркх довольно хохотнул и подгреб ее поближе, целуя в плечо. А затем игриво прикусил.

— Не желаешь ли шампанского, дорогая?

— Оно вкусное, — промурлыкала Тасся. — Но я от него немножко хмелею.

— Немножко?! — Его губы искривились в улыбке. — Немножко!

И он одним легким движением поднялся с импровизированного ложа и отправился к стоявшему неподалеку садовому столику.

— Он не сказал, что любит меня, — расстроенно думала Тасся. — Но! Он меня не отпускает. И я ему явно нравлюсь.

Ее глаза мечтательно поднялись к небу. Только сейчас, когда бурлившие чувства успокаивались, Тасся обратила внимание на окружавшую ее обстановку.

Над лежавшими на земле мягкими шкурами был установлен шатер с пологом из шелковых лент, которые хлопали и порхали на ветру. Солнечные лучики, прорывавшиеся сквозь ткань не обжигали, а ласкали нежное лицо, руки, ноги. Тасся приподнялась на локте и огляделась. Огромные белые с голубой мозаикой вазы стояли вокруг шатра. Кремовые, желтые и белые розы, огромными шапками нависали на д вазами и источали нежный и яркий аромат. Тысячи белых лепестков нежным ковром были разбросаны по полянке. Края поляны, словно ажурным забором были окружены арками, увитыми лианами, лентами и цветами.

Было так красиво, что ее глаза просто засветились от восторга. Странно, что она сразу не заметила этой рукотворной красоты.

— А ведь он сделал это для меня, — и девушка счастливо обернулась к мужчине, который в это время колдовал вокруг запотевшего ведерка с шампанским. На садовых столиках самого разного размера и высоты стояли блюда с пирожными, тортиками, фруктами и напитками. Еды хватило бы на огромную компанию!

Словно почувствовав ее взгляд он обернулся и, не отпуская ее взгляда, медленно двинулся к ней. Он совершенно справедливо рассудил, что одного бокала шампанского будет мало, потому прихватил всю бутылку.

Они болтали, смеялись и целовались весь день. Когда становилось жарко, спускались к медленно несшей прохладные воды реке. Вода освежала и успокаивала зажигавшиеся от страсти тела. В этот день они так много разговаривали, что узнали друг друга лучше, чем за все остальное время до этого.

— Послезавтра твой день рождения. Что ты хочешь в подарок? — неожиданно спросил Аркх, щекоча ее открытое плечико травинкой.

— Хочу тебя, — хотелось ответить Тассе. Но сказала: — Может, котенка?

— Ум-м-м, а справлюсь ли я с двумя кошечками?

День стремительно угасал. Но покидать сказочную поляну совершенно не хотелось. Поэтому Аркх достал теплое одеяло, очередную бутылку шампанского и устроился вместе с изрядно охмелевшей от напитка и счастья Тассей на мягких подушках. Девушка забавно что-то щебетала, а он вдруг подумал — как было бы здорово, если бы рядом ползал и агукал золотоволосый ребенок. А затем еще один. И еще… Кажется, с горячительными напитками вскоре придется завязывать…

Что-то, пахнувшее травой, коварно пыталось залезть ей в нос и защекотать до смерти. И сколько этот носик ни морщился, ни отворачивался, нечто настырно возвращалось и щекотало. Пока не раздалось громкое " Апчхи". Грудной мужской смех пророкотал прямо над ухом и голос, тот голос, что преследовал ее всю ночь, прошептал, вызывая дрожь и мурашки: