Преобразование женского костюма, начавшееся в 1789 году, в течение 1795 года закончилось. Турнюр исчез, талия в платьях поднималась с каждым месяцем все выше, «до самого затылка», как писала газета «Французский курьер», — в действительности до основания груди под корсажем «занавесочкой». С этими туалетами прямых линий, знакомым нам по рисункам Л. Исабея[139] и К. Верне[140], под которыми часто можно было прочитать «видели в Фраскати[141]», в моде, как и в политике под воздействием Революции, ассоциировалась греко-римская античность.

И модистка удержалась на плаву. Она издавна знала мадам Терезу Тальен, которую считают связующим звеном периодов моды между Марией Антуанеттой и Жозефиной де Богарне, женой Наполеона Бонапарта, которая возглавляла merveilleuses — причудниц, щеголих и законодательниц моды.

В возрождающейся общественной жизни Парижа того времени была своя женщина-идол — Тереза Кабаррюс. Она находилась в центре всеобщего внимания, вызывая восхищение молодых людей, ее называли нимфой салонов, где встречались бывшие эмигранты и новая умеренная республиканская буржуазия. Она была любовницей Жана Тальена, комиссара Национального конвента, за которого впоследствии вышла замуж, затем — любовницей Барраса; Терезу называли Notre-Dame de Thermidor (Богиня Термидора). Именно о ней думал Бабеф[142], когда писал в газете «Народная трибуна» от 8 января 1795 года: «Французы, вы вернулись в царство шлюх. Помпадуры, Дюбарри, Антуанетты ожили, и они вами правят!»

Английская карикатура Дж. Гилрея (1806). Тереза Тальен и Жозефина Богарне танцуют голыми перед Барассом зимой 1797 года. Наполеон Бонапарт подсматривает справа

Тереза была дочерью испанского банкира, хозяйкой знаменитого салона и зачинательницей неогреческого стиля в женской моде. Она была ярчайшей поклонницей и пропагандисткой новой, смелой моды: простое платье из абсолютно прозрачного индийского муслина, надетое на голое тело. Ее ненавидели за эту провокационную манеру одеваться, за демонстративную роскошь в то время, когда простые люди выживали на грани голода.

Тереза Кабаррюс была тогда очень заметной фигурой в обществе; вокруг нее появилась новая символическая элита, которой теперь надлежало определить буржуазные каноны всего истинного, прекрасного и правильного. Мадемуазель Бертен издавна бывала в семье мадам Тальен, когда та была еще совсем молодой девушкой. Ее мать, мадам Галабер, супруга крупного финансиста Франсуа Кабаррюса, была ее подругой и клиенткой. Так, шестнадцатилетняя Тереза присутствовала на свадьбах в семье Бертен, как и другой подросток шестнадцати лет — будущий маршал империи Луи Габриэль Сюше, сопровождавший своего отца, лионского фабриканта шелком. Луи Габриэль вернется к своему делу и вместе с младшим братом еще до Революции заложит основы дома «Братья Сюше». Впоследствии он стал крупным военным деятелем, маршалом Империи, а Наполеон дал ему титул герцога Албуферского. Поэтому Тереза еще с ранней юности, когда в девочках просыпается кокетство, имела возможность «подобрать ключик» к моде, наблюдая за Розой и ее окружением.

Но несмотря на такие связи, мадемуазель Бертен не могла не утратить свой былой блеск и свою славу. Политические перемены чувствовались и в области моды. Пришел конец придворным нарядам, которые составляли значительную часть ее торговли; неподалеку у старьевшика продавались юбки королевы и манжеты короля, над которыми все издевались, если случайная прохожая вдруг выражала желание примерить эти туалеты Марии Антуанетты. Нашлись свидетели, наблюдавшие однажды вечером в Пале-Рояль, как несколько девиц легкого поведения, Красотка Софи и Элегантная Фанфан, гордо задрав подбородок, «работали» в придворных туалетах.

Тереза Тальен. Фрагмент портрета худ. Ж.-Л. Давида, 1800-е годы

Мадемуазель Бертен была вынуждена приспосабливаться к новой обстановке. При Людовике XVI мода, как и монархия, была персонифицирована в единственном человеке: одна королева и единственная модистка — ее собственная. Отныне же мастера по костюму стали многочисленными. Появилось новое поколение торговцев модными изделиями, которые сосуществовали с несколькими уцелевшими мастерами старого режима. Весной 1797 года у платьев «а-ля Флора», «а-ля Диана», «а-ля Церера», «а-ля Весталка», которые оживили Париж, не было единого создателя.

Одну из тех, кто «своими шляпами вскружил головы щеголих», звали мадемуазель Бертран. Возможно, это была одна из мастериц, которую Бертен нанимала до 1789 года.

Во всяком случае, если те, кто создавал моду в годы термидорианской реакции, и не учились в тех же мастерских, что и мадемуазель Бертен, то все они выдержали экзамен на звание мастера и создали свой «шедевр»[143]. Именно Роза Бертен по сути возглавляла свою профессиональную корпорацию.

В V год[144] открылся новый модный салон для красивых «маленьких хозяек», принадлежавший мадам де Сен-Жюльен. Наряды здесь были облегчены до прозрачности, руки обнажались полностью, а больше всего потрясали украшения — они носились на пальцах ног. Напоказ, «в отместку» Фукье-Тенвилю[145], выставляли платья с полукруглым вырезом на спине, подчеркнутым перекрещивающимися бретельками «как у жертвы». Именно здесь впервые появились красивые короткие блузки, которые вскоре у многих вызвали восхищение. Именно здесь устанавливались правила моды, и постепенно все отказались носить на голове огромные сооружения. В моду вошли небольшие укладки по утрам, а вечером — шляпа «а-ля Лисбет», увенчанная большим букетом роз.