– Ничего себе, – пошутил он, – вы, в Голландии наверняка знаете толк в еде.

– Поверьте мне, – усмехнулась Ханна в ответ, – он не так плох. Слушайте, я придумаю как вас вытащить. Но несколько дней вы должны спокойно посидеть здесь, в мастерской. Вам что-нибудь нужно?

Его глаза загорелись, когда он произнес.

– Я бы с удовольствием закурил. У тебя случайно не найдется сигаретки?

Ханна отрицательно помотала головой:

– С дымом лучше поосторожнее. Мой отец курил трубку. Должно быть она где-то здесь. Подойдет?

– Трубка? – Джо ухмыльнулся. – Мой дед курит трубку. Я что выгляжу таким старым?

– Все, что есть, – засмеялась Ханна.

– Хорошо, идет.

Завершив переговоры, он хлопнул себя ладонью по бедру.

Ханна оглядела полки мастерской и нашла старую отцовскую трубку и немного мелкого табака в жестяной коробке. Их она протянула Джо.

– Знал бы кто, что на войне мне будут выдавать табак и превратят в Шерлока Холмса… – он комично попозировал с трубкой, а потом поморщился от боли.

Покачав головой, Ханна предупредила его:

– Будьте осторожны. Ваше тело все еще восстанавливается. Пока я не ушла, перевяжу вам рану, – добавила она, методично распутывая бинты. – Надеюсь, сегодня получится найти что-то, что вам поможет.

Она переоделась, промыла рану и наложила свежие бинты. Он с трепетом посмотрел на нее:

– Ты настоящая Флоренс Найтингейл. Ты точно не медсестра?

– Я училась оказывать первую помощь. А теперь пора на работу, – закончив, сообщила она. – К сожалению, мне нечего дать вам почитать, – извинилась она, вставая. – Все что есть, все на-голландском. Вы говорите по-голландски?

Джо помотал головой:

– Нет, но мне кажется сейчас самое время научиться, – уныло подытожил он. – Может колода карт хоть найдется?

Ханна кивнула и потянулась к одной из полок, где отец всегда держал колоду.

– Когда я слишком озорничал, матушка усаживала меня за пасьянс, – признался он. – А теперь эти навыки могут мне пригодиться.

– Я вернусь позже, – заверила она и направилась к дому, чтобы подготовиться к работе.

Выйдя еще до рассвета, она прошла сквозь темную синеву утра. День был теплым и приятным, мир природы был полон весенней живости. Из крепко свитого гнезда, спрятанного под карнизом дома мефрау Оберон птенцы скворцов окликали родителей. Головки с редкими перьями покачивались, выпуклые пуговки их все еще закрытых глаз оттеняли большие голодные рты, раскрытые в ожидании завтрака.

Ханна тихонько постучала в дверь и стала ждать свою старую знакомую. Мефрау Оберон была ранней пташкой, и если у кого она и могла точно спросить про Подполье, то только у Омы.

После минутного ожидания, Ханна услышала знакомые шаркающие шаги, и в фрамуге над дверью зажегся свет. Встревоженная ранним звонком Мефрау Оберон появилась в дверях, но увидев, кто стоит на пороге, расплылась в улыбке.

– Ханна, какой чудесный сюрприз! Что ты делаешь в такую рань? Давай заходи! – пожилая женщина жестом пригласила Ханну внутрь. У двери ее поприветствовали два упитанных кота. Мефрау Оберон пожурила одного из них, довольно самодовольного полосатого кота, опутавшего пушистым телом ноги Ханны – Отойди назад, Тигр. Впусти гостью!

Мефрау Оберон провела Ханну в теплую маленькую кухню, где на деревянных сушилках висело чистое белье, а на открытой плите задорно булькал черный чугунный чайник.

– Чем могу быть полезна? – спросила пожилая женщина. Ее лицо нахмурилось от тревоги: – Клара здорова?

– Мы обе в порядке. Но… Хочу узнать, знаете ли вы что-нибудь о Сопротивлении?

Лицо мефрау Оберон просияло:

– Ты собираешься на них работать? – спросила она восторженно, будто заранее одобряя.

– Не совсем… – ответила Ханна, – но мне надо с кем-то поговорить.

– Угу, – кивнула мефрау Оберон. – Сама я редко выхожу из дома. Но я слышала от мефрау Янссон, – она перешла на шепот, хотя жила одна, – что в прошлом году, когда поговаривали, что сбиты английские истребители, господин Маркус из мясной лавки помог летчикам выбраться из страны.

– Прекрасно, – с надеждой в голосе отозвалась Ханна, – похоже с этого и начну.

– Может выпьем чаю? – взмолилась мефрау Оберон, ее лицо засветилось ожиданием.

Зная, как Ома любит компанию, Ханна согласилась:

– Я бы с удовольствием выпила чашечку, – хотя на самом деле ей совсем не хотелось пить.

– Чудесно, – мефрау Оберон поспешила к плите, положила две большие чайные ложки чернильно-черного чая в изящный голубой заварочный чайник, а затем добавила кипятка. Через двадцать минут Ханна отправилась на работу, решив, что зайдет к мяснику позже.

* * *

В этот день она работала только до обеда и поэтому в полвторого дня добралась до мясной лавки и встала в очередь. Больше часа она слушала как соседки обсуждают друг с другом лучшие места, где можно достать продукты для своих голодающих семей. Добравшись до прилавка она придвинулась поближе и прошептала Маркусу, взвешивающему свиные отбивные:

– Господин Маркус? Мне нужна ваша помощь.

Большие кустистые брови мясника чуть приподнялись в ответ на ее просящее лицо. Он ничего не ответил, но внимательно слушал, продолжая упаковывать тонкие куски мяса.

– У меня есть дело, и мне нужно поговорить с кем-то, кто может быть… – она старалась аккуратно подбирать слова, – разделяет взгляды союзников.

Мистер Маркус хмыкнул и продолжал заниматься ее отбивными, из подсобки он вынес коричневую бумагу и завернул в нее ее ужин. Проштамповал ее продуктовую карточку и протянул ей туго набитый сверток.

– Прошу меня извинить, мефрау Пендер. Я не могу вам помочь. И не знаю, к кому обратиться.

Его бесцеремонность удивила ее. Казалось, он хотел, чтобы она как можно скорее покинула магазин. Но, когда позже она вернулась домой и распаковала мясо, она поняла почему. Внутри упаковочной бумаги он нацарапал адрес и время – пять часов вечера.

Ближе к вечеру Ханна выскользнула в заднюю дверь, сказав Кларе, что ей нужно закончить дела. Она решила не беспокоить мать и не говорить куда идет. По крайней мере Джо чувствовал себя лучше, когда она его проверила, он даже начал вставать и двигаться. Он шутил, грозясь пригласить ее на танцы, теперь, когда он снова на ногах.

Улицы были тихими, воздух – свежим. Когда она проходила мимо группы солдат, те помахали ей на пути в ту часть Амстердама, где она редко бывала. В этом районе города, известного своим богемным сообществом и мастерскими было мало насилия, это было тихое прибежище поэтов и художников. Если не считать странного плаката Сопротивления или стены, красноречиво покрытой граффити, этот район вряд ли был достоин внимания нацистов. Ярко раскрашенные дома в голландском стиле стояли на тротуаре, уходя в небо. В воздухе витал запах краски и горячего кофе.