– Значит, летуны считают все это правдой? – еще раз решил прояснить момент Чебуреков.

– Считают. Они еще больше моего в этом уверены.

– А если они и вы ошибаетесь? – не унимался Чебуреков, червь сомнений все-таки еще грыз многих.

– Значит, мы шизанулись, – не вдаваясь в тупые разглагольствования, по-простому ответил я.

– Только так и без вариантов? – продолжал допытываться Чебуреков.

– Только так, – я качнул головой, – и никак иначе.

– Дилемма, – Чебуреков отхлебнул из кружки и довольно причмокнул: чай был сладкий и душистый.

– И что делать будем? – одновременно у всех поинтересовался Бубликов.

– Домой надо возвращаться. А то как там наши семьи, волнуются, поди, теперь? – внес свое предложение неженатый Прокофьев. Но у него там остались мама, папа, брат, сестра и еще куча родственников, бабушки, дедушки, так что волноваться действительно было кому. Только он упустил один момент.

– Вряд ли они станут волноваться, там как-никак наши двойники более правильные присутствуют. Сразу точно никто не хватится. Да и потом на радостях, что приехали, никто в тонкости вдаваться не будет.

– Ха-ха-ха, – вдруг ни с того ни сего расхохотался Буковицын.

– Ты чего? – выпучился на него Болотников. – С катушек слетел?

– Да нифига, – возразил Семен, едва сдерживаясь, чтобы вновь не расхохотаться, – я, Илюх, представил, как твою Настасию этот иномирянин шпиливилит.

– Да я тебя! – начал было Болотников, но осекся. – Дурак ты, Семен Семенович!

– Это почему же? – тут же перестал смеяться Буковицын.

– А потому. Как думаешь, что он, этот иномирянин, сейчас делает?

– В бане сидит, – уверенно заявил Опанасенко, – проблемы обсуждает.

– Правильно! – продолжил его мысль я. – Парни, – произнес я назидательным тоном. – Поймите, пока мы в командировке, хоть наши настоящие семьи и там, ничего страшного, непоправимого не произойдет. Факт, сомнению не подлежащий. А вот когда с войны вернемся, тогда появятся нюансы.

– Да какая разница? – с искренним непониманием уставился на меня сержант Каруселько. – Смысл что-то дергаться, чего-то там делать, если здесь то же самое?

– Рустам, извини, но ты, похоже, не догоняешь – Я взял со стола кружку с уже остывающим чаем. – Ладно, жены и дети – они не знают, что папки не настоящие, а мы? Наши-то дети все равно не здесь, а там. А тут, я уверен, тоже наверняка все хорошие, милые, но они чужие, не наши, это хоть надо понимать? Жить здесь, зная, что твои там, с чужим дядей?

– А-а-а-а, – задумчиво протянул Каруселько. – Тогда понятно, ну да, я как-то и не подумал. – И, покачав головой, согласился: – Ну что, тогда надо лететь, лететь надо!

– Нет, так не пойдет, нельзя вот так с кондачка решать, надо все взвесить, – попробовал удариться в рассудительность Козлов. – А вдруг как нет ничего? И все, о чем мы сейчас рассуждаем, на самом деле бред? Может, оно того и не стоит?

– Ага, прям мы тут все такие идиоты! – непонятно с чего обидевшись, проворчал Прокофьев.

Но Козлов не смутился и продолжил свою линию.

– Э нет, ты погоди, – потряс он в воздухе своей кружкой. – Ты меня послушай. Я ведь не спорю, я рассуждаю: мы ведь еще совсем недавно ни о каком другом мире и не помышляли. Все прекрасно и так объяснялось. Но вдумайтесь: что, если то, что с нами происходит, на самом деле есть некое коллективное помешательство? Приложило нас так о землю неудачно, и нет ничего? Бред один? И мы, как дураки, куда там полетим?

– Ты меня в сумасшедшие не записывай! – начал было вконец разобидевшийся Прокофьев, но Болотников примиряющее поднял руки.

– Спокойно, парни. Лететь – не лететь? Смысл спорить? Тут ведь на самом деле разницы действительно никакой нет, если полетим. Что мы теряем? Если это шиза, что нам грозит? Да ничего! Ну, полетаем лишний часок на вертолете и вернемся. Нас даже не спросит никто ни о чем. Все вопросы к извозчикам. А мы что? Наше дело телячье, сели и летим, – резонно заявил Болотников, и все сразу примолкли. По всему получалось – он прав, и дрова ломать совершенно ни к чему.

– А я возвращаться не хочу! – подал свой голос Бубликов, и присутствующие, мягко выражаясь, слегка офонарели.

– С какого перепугу? – не понял я. С чего бы это Бубликову не хотеть домой? Жены у него, конечно, не было, но родители, бабушка с дедушкой? Как так, не хочет он?

– Не хочу, и все, – попытался уклониться от заданного вопроса Вадим.

– Вадим, не мути! – потребовал я, давая понять, что не верю в его нисчегошное нехотение. – Может, ты боишься?

– Да ничего я не боюсь! – буркнул Бубликов. – Не хочу и все!

– Вадим Юрич… – произнес я с нажимом, но упершийся рогом гранатометчик только сопел и не спешил отвечать.

– Любовь он здесь закрутил. – Выдавший тайну товарища Буковицын довольно улыбнулся. – Он с Яной Нарышкиной встречается.

Ах вон оно что! Я попытался вспомнить эту самую Нарышкину, но толком так и не смог. В отряде у нас было две женщины, и обеих в лицо я особо не видел. Так, разок пробегала одна на горизонте, но какая из двух?

– Ну, встречаюсь, – не стал отрицать Бубликов, – и не полечу. Мне и тут хорошо.

– А родители? – вкрадчиво спросил я. – Тебе их не жалко?

– Так вы же сами говорили, там мой двойник будет. Им же даже и лучше. Они и не заметят, он-то гораздо правильнее меня. Они тут вон какие хорошие и порядочные. Добрые дела каждые пять минут норовят делать.

Я незаметно вздохнул – на жалость к родителям надавить не получилось. Ладно, хорошо, зайдем с другого бока.

– Вадим, – произнес я как можно более лилейным голосом. – Там тебя тоже Яна ждет. Как только прилетим, тут же обещаю отпустить тебя к твоей Яне.

– К моей? – Бубликов сердито фыркнул. – Там не моя. Моя тут. – Возражение было справедливым, пришлось пожертвовать тяжелой фигурой.

– Ты хочешь, чтобы все мы, – я окинул взглядом сидящих в молчаливом ожидании парней, – не попали к своим родным из-за твоей прихоти?

И тут Бубликов взорвался.

– Люблю я ее, товарищ старший лейтенант, люблю, понимаете? – сжав кулаки, вскричал он.

– Понимаю, – произнес я как можно спокойнее. – Но и ты пойми. Видишь всех этих ребят? У них там любимые, жены, родители, дети. Дети, понимаешь? Как с детьми быть? Чужим дядям на воспитание оставить?

Бубликов напряженно засопел.

– Пацаны, вы поймите, как же я могу? – Он обвел всех нас умоляющим взглядом. – Как мне-то быть?

– Юрич, – Болотников сочувственно похлопал Бубликова по плечу, – чаша весов, видишь, вот. – Илья поднял руки ладонями вверх, покачал их, изображая весы. – На одной стороне твое «я», на другой – все мы и наши родные. Видишь? Вот выбор. Ты не между Янами выбираешь, ты всех нас прокидываешь.