— Это то место, где вы находитесь всякий раз, когда я не могу вас найти?

— Угу, — сияя, ответил Хофман.

Феррис осмотрелся. Ощущение как в оперативном центре в Баладе, только еще функциональнее. Огромные экраны на стене, на всех эти дрожащие изображения, которые ни с чем не спутаешь. «Предпорно». Но настоящая работа кипела в партере перед этими экранами, где сидели оперативники. Совсем не такие, какими Феррис привык видеть сотрудников ЦРУ. Большинство — молодые, от двадцати до тридцати с небольшим, в джинсах, футболках и облегающих куртках. Ни одного человека в галстуке. Стены ячеек-кабинетов — как в студенческом общежитии, с психами-студентами. Портреты бородатых людей, врагов, карты с местами дислокации оперативников, помеченными флажками, паутины диаграмм «анализа связей», описывающие взаимодействие членов подпольных организаций. Аналитики, сгорбившиеся за своими столами, как гидроакустики, следящие за подводными лодками противника. Ищущие невидимых убийц и пытающиеся заставить их всплыть на поверхность.

— Вы создали свое собственное ЦРУ, — сказал Феррис.

Хофман кивнул:

— Да, я сделал это. Говоря официально, этих ребят не существует, но они не зря просиживают здесь свои невидимые задницы. Объясню почему. Потому что они — наша последняя и самая большая надежда. Они знают, что однажды бомба, которую взорвут в Милане, Франкфурте или Нью-Йорке, окажется ядерной. И если они не найдут ее вовремя, она унесет жизни миллионов людей. Поэтому они работают, час за часом и день за днем, чтобы найти эту бомбу, найти тех людей, которые собираются установить ее, и убить их. Вот почему я так их люблю, неорганизованных, но работающих сверх всякой меры. Они не похожи на убийц, но являются ими.

Феррис посмотрел на сидящих в кабинетах-ячейках. Не меньше половины — женщины. Работают как проклятые, это видно. Шумно жуют жевательную резинку, притопывают ногами. Если бы здесь было разрешено курить, наверное, рядом с ними стояли бы пепельницы, доверху забитые окурками. Некоторые — крутого вида, с ярким макияжем, их можно было бы представить за столом для «блэк-джека» в Лас-Вегасе. Другие — обманчиво миловидные, но с холодным и жестким взглядом, как у змеи.

— Эй, Гвен, — обратился Хофман к брюнетке, на вид — тридцати с небольшим лет, сидящей за ближайшим столом. — Скажи ему, с чем ты работаешь.

Женщина насмешливо поглядела на Ферриса. Хофман кивнул.

— Я слежу за ячейкой в Сирии. Этой ночью они были в Дамаске. Сегодня они в Дайраль-Зоре, на дороге к иракской границе. Но мне почему-то кажется, что они не станут пересекать границу у Хузбайи. У нас рядом есть ниндзя. Мне кажется, что, как только я четко засеку их, они — мертвецы.

Она улыбнулась холодной улыбкой профессионального убийцы. Феррис посмотрел на Хофмана.

— А на кого работают эти ниндзя? — спросил он.

— Ни на кого. В этом-то и дело. Это единственный способ выбраться из того дерьма, в котором мы оказались. При помощи таких людей, как Гвен.

Хофман взял Ферриса за руку и повел в сторону открытой двери кабинета.

— Пошли. Хочу тебя кое с кем познакомить.

Внутри кабинета за компьютерной клавиатурой сидел худощавый темнокожий мужчина в очках с тонкой оправой. Он бешено молотил по клавишам. В черном кашемировом свитере, на вид — под сорок, может, на пару лет постарше Ферриса. Подойдя поближе, он понял, что мужчина — араб, североафриканский, судя по темно-медовому отливу его кожи. Он посмотрел на них поверх очков и снова уставился на экран монитора. Пальцы еще секунд пятнадцать плясали по клавиатуре, потом он нажал «Enter» и снова поглядел на вошедших.

— Извините, что заставил ждать, — сказал он. — Я только что ликвидировал банковский счет салафистского лидера из Рияда. Он, вероятно, подумает, что деньги у него украл один из людей, с которыми он вместе ходит на молитву. А если нам повезет, то он попытается убить этого человека.

Темнокожий мужчина улыбнулся, подумав, сколь многого иногда можно добиться, просто набив пару строчек на компьютере.

— Познакомься с Сами Азхаром, — сказал Хофман. — Он осуществляет текущее руководство проводимыми здесь операциями. Он просто слишком умный, чтобы общаться с такими людьми, как я и ты.

— Особенно с такими, как вы, Эд, — ответил Азхар, глядя на них поверх очков. — Вы, похоже, тоже весьма умны, но перегружены кофеином. Так что вы умны, когда не отравлены. А насчет нашего гостя — не знаю, посмотрим.

Он пожал руку Феррису.

— Сами был брокером на Уолл-стрит. Он родился в Египте, но приехал в Америку, когда поступил в аспирантуру. У него докторские степени по математике и экономике. Он имел очень доходную работу в страховом фонде. Настолько доходную, что решил кое-чем поделиться с принявшей его страной. Я это более-менее правильно объяснил, а, Сами?

— Вознаграждение щедрое, правильно, Эд, но я еще с умом вкладывал деньги.

— Сами уже делал некоторые веселенькие дела для ЦРУ и УНБ в качестве вольнонаемного еще в девяностых, помогая нам понять тех безумцев, которые прикрываются именем веры его отцов. Но после одиннадцатого сентября он понял, что мир окончательно слетел с катушек и только полный идиот может продолжать работать на страховой фонд в таких условиях. А как мусульманин, он чувствовал личную ответственность и обязанность остановить сумасшедших. Я прав?

— Да, еще бы. Или, как вы бы сказали, Эд: «Да, мать вашу!»

— Точно. И тогда он спросил меня, может ли он сделать что-то важное, не для протокола. Я уже достаточно хорошо знал Сами, знал, что он вполне безумен для тех дел, которые я задумал. Я читал его досье. Египетский мальчик, математический гений, получил стипендию, чтобы учиться в Америке, заработал на Уолл-стрит столько денег, что перестал считать нули. Другими словами, эксцентрик, в своем роде. Умный и безжалостный, но не безбашенный. Особенный.

— На самом деле, Эд, вы не совсем правы. Я не особенный. Большинство людей на Уолл-стрит и умны, и безжалостны. По сравнению с ними я просто менее эгоистичен, если говорить просто. Также хочу заметить, что я недостаточно безумен, чтобы быть по-настоящему хорошим математиком. Я просто немного злобен. Вот и вся разница.

Азхар повернулся к Феррису:

— Я дразню Эда, но мне в самом деле нравится работать здесь. Мы стараемся делать то, о чем говорят все, но мало кто доводит до конца. Мыслить «за пределами рамок». По сути, мы настолько далеко выходим за рамки, что я не уверен, сможем ли мы найти дорогу обратно.

— Хватит ерунды, — сказал Хофман. — Надо поговорить.

Он закрыл дверь, сел за стол для переговоров и знаком показал двоим оставшимся присоединяться к нему. На стене напротив стола Азхара висел огромный экран.

— Итак, вводная. Мы создаем нечто новое, буквально с листа. Чтобы сделать это, Роджер, мне придется посвятить тебя в такие секреты, которые даже здесь мало кто знает. И я просто хочу, чтобы ты четко понял, каковы условия.