– Придерживайся. Распорядка.

Когда я вернулся в гостиную, Кейси сидела, зевая и потягиваясь. Она улыбнулась, увидев меня. Удивленная улыбка. Как будто мы не провели весь вечер вместе. Как будто я провел годы в Африке, а не две минуты в туалете. Но я тоже это чувствовал. Я скучал по ней. Каждый раз, когда я закрывал свои гребаные глаза, я скучал по ней.

Я стоял в стороне, пристально глядя, в то время как мысленно сократил расстояние между нами, снова опустил ее на диванные подушки, но на этот раз я лег на нее. Целуя ее сочный рот, пробуя на вкус язык, скользящий по моему. Ее бедра раздвинулись для меня, открывая трусики, которые были влажными от того, что я прикоснулся к ней…

«Господи боже…»

Я укрылся за кухонной стойкой, чтобы Кейси не видела, как яростный стояк натягивает мои фланелевые штаны.

– Я принесу еще льда к чаю, – пробормотал я, – тебе принести?

– Конечно.

Я открыл морозилку и постоял там какое-то время, вдыхая холодный воздух, пока моя кровь не остыла и можно было спокойно повернуться.

«Или, может быть, я мог бы прихлопнуть свой член дверью…»

– Как тебе этот напиток? – спросил я, съежившись, когда слова слетели с моих губ. Очевидно, кровь еще не вернулась в мой мозг, – я имею в виду, как он без чего-то более крепкого?

– Неплохо, – сказала она, – на самом деле, в последние дни было довольно легко отказаться от выпивки. Я думала, что буду скучать, но здесь я чувствую, что могу расслабиться. Мне не нужен буфер.

– Буфер?

– Алкогольный буфер. Тот, что встает между тобой и реальной жизнью, когда ты пьян. Все гораздо проще принять. Проще послать все к черту. Можно находиться на безопасном расстоянии.

– На безопасном расстоянии от чего?

Она пожала плечами и посмотрела на диванные подушки под собой.

– От реальности. От жизни, которой, оказывается, я живу. От жизни, которая случилась со мной, вместо той, которую я бы хотела, – она сосредоточилась на ниточке моей футболки, наматывая ее на палец. – Вегас совсем не такой, каким я его себе представляла. После всего дерьма, что случилось с Четтом, я думала, тут будет слишком много призраков прошлого. Но все не так уж и плохо. Лучше, чем быть с группой. Теперь я это понимаю. Вот я и подумала, что могла бы… – нить на ее пальце все крутилась и крутилась, – остаться.

Кровь отхлынула от моего лица так быстро, что мне пришлось схватиться за стойку.

«Остаться».

Слово повисло в воздухе. Хрустальный пузырь совершенства. Она собирается остаться. Я могу видеть ее каждый день, я могу говорить с ней, я могу прикасаться к ней…

Мои мысли неистовствовали, несомые быстрым приливом пульса, который гудел в ушах. Так громко, что я едва расслышал следующие слова Кейси. Но я чувствовал их. Я чувствовал каждое слово; маленькие пули, которые били меня, каждая с новой эмоцией: страх, радость, вина и что-то чертовски близкое к счастью.

– Думаю, что хочу уйти из группы, – сказала она, все еще сосредоточившись на своей нитке, – у меня контракт, и я понятия не имею, можно ли вообще расторгнуть его, не доведя дело до суда. Но думаю, что могу попробовать. Думаю, что могу сделать то, что ты сказал. Попробовать сложить все кусочки вместе. Буду писать свои песни и петь их сама. Конечно, мне придется найти постоянную работу, но и это пойдет мне на пользу, – ее лицо… на нем было выражение убежденности, которого я никогда раньше не видел, ее голос был ясным и сильным, когда она строила свою новую жизнь здесь.

«Жизнь со мной?»

– Я бы нашла себе жилье и сама о себе заботилась, – говорила она, – вместо того, чтобы позволить Лоле взять на себя всю ответственность. Оплачивать свои счета, снова заняться образованием, получить аттестат. Встать на ноги для разнообразия…

Ее слова затихли, и она посмотрела на меня. Она увидела мое потрясенное лицо, и вся ее надежда исчезла. Она соскользнула с ее лица, как маска, и свет, горевший в глазах, потускнел.

– В любом случае, – сказала она и откашлялась, – как я уже сказала, не знаю, возможно ли это. Наверное, контракт не позволит этого…

Я по-прежнему молчал, тысячи мыслей боролись, тысячи слов застряли во мне.

Кейси с трудом сглотнула и вздернула подбородок, не обращая внимания на мое молчание.

– Ничего, это глупая идея, – она отбросила подушку в сторону и, вскочив с дивана, направилась в сторону спальни, – и я плохо себя чувствую, собираюсь лечь спать. Спокойной ночи.

Хлопнувшая дверь заставила мои нейроны подпрыгнуть.

– Кейс, подожди, – в моей комнате на кровати лежала ее дорожная сумка, и она доставала одежду из ящиков комода.

– Подожди, – сказал я, – остановись. Извини. Нам нужно поговорить об этом.

– Ты не должен ничего говорить, – сказала она, – я, представь себе, понимаю. Я прочла все на твоем лице. Только ты ошибаешься. Смертельно ошибся.

– Ошибся?

– У тебя такой испуганный до усрачки вид, как у парней, когда девушка начинает говорить о браке и детях на первом свидании, – она бросала свою одежду в сумку, вещь за вещью, – но позволь мне сказать тебе кое-что: мое желание переехать сюда – это не предложение руки и сердца. Я не хочу детей. Мы даже не встречаемся. И я не хочу встречаться с тобой. В данный момент, последнее, что я хочу сделать на этой земле, это встречаться с тобой.

Слова жалили, но я их почти не чувствовал. Возможность, что она переедет сюда, пугала и одновременно освещала темные уголки моего сердца.

«Это мое сердце, детка, и ты разбиваешь его».

Боже, хаотическая надежда и ужас ситуации вызывали у меня головокружение, и теперь я галлюцинировал голосом моего донора. Я потряс головой, чтобы прояснить ее.

– Что… ты действительно хочешь уйти из группы?

– Да, Джона, я действительно хочу, – она уперла руки в бока, – ты настолько шокирован? Я рассказал тебе, чего не говорила никому. Я тебе все рассказала. Как я была несчастна… и напугана…

– Да, ты рассказала. И я надеялся, что ты уйдешь. Но я не думал, что ты переедешь сюда.

Она вздрогнула, и ее челюсти сжались, чтобы помешать слезам выступить.

– Проклятье, – я потер лицо руками, – я не это имел в виду.

– Нет? А что ты имел в виду?

Мы стояли лицом к лицу, она ждала ответа, а я пытался подавить бушевавший во мне хаос. Я хотел и не хотел, чтобы она осталась, я думал, что ждет ее впереди, если она это сделает.

– Ты ненавидишь пустыню, – сказал я, наконец, – и жару. И этот город.

– Я никогда этого не говорила.

– Я думаю, что твоими словами было: «Я чертовски ненавижу Лас-Вегас». – Она уставилась на меня, боль отпечаталась в каждом контуре ее лица. Мои аргументы были глупыми и пустыми, и мы оба это знали. Мы знали друг друга всего несколько дней, но уже были связаны. – Послушай, позволь мне объяснить, – сказал я, – я не имел в виду…