– Ну ты даешь! – усмехнулась я.

Мы с Кёрби были близкими подругами, но даже мне она не поверила бы слепо.

– Фэйлин, мне не до смеха. Деньги хорошие, поэтому я согласился. Кёрби мне не поверит. Пожалуйста, скажи ей. Ты же знаешь: я ее люблю и не собираюсь ей изменять. Она и сама это знает, просто очень сердится.

– Еще она знает, что ты ее обманул.

Его плечи обмякли:

– Она бросит меня из-за такой ерунды! – Он поднял лицо и жалобно посмотрел на меня: – Пожалуйста, помоги!

– Я поговорю с ней, но обещать ничего не могу.

Гуннар кивнул, потом встал и поплелся к двери. Уже взявшись за ручку, он обернулся:

– Фэйлин, я бы никогда не стал ей изменять. Она единственная девушка, которую я любил и люблю.

– Верю.

Он открыл дверь и ахнул: в коридорчике, прижимая к груди бутылку вина, стояла зареванная Кёрби. Ее нижняя губка задрожала.

– Я просто… не знал, что мне еще делать, – сказал Гуннар.

Не выпуская бутылку из рук, Кёрби заключила его в объятья. Он приподнял ее (иначе ему пришлось бы низко нагнуться) и крепко стиснул. Она уткнулась лицом ему в шею:

– Ты идиот!

– Знаю.

Кёрби отстранилась и посмотрела Гуннару в глаза:

– Никогда больше мне не ври!

– Не буду. Я так перепугался!

Поцеловав его, она протянула бутылку мне:

– Я хотела, чтобы мы ее вместе выпили.

– Тебе пить еще рано.

– Но я так психанула… Это я у мамы из шкафчика взяла.

Кёрби посмотрела на Гуннара, и я испугалась, что они не дотерпят до спальни.

– Эй, ребята! Давайте не здесь!

Я вытолкнула Гуннара в коридор и закрыла дверь. Потом прислонилась к холодильнику, взглянула на бутылку у себя в руке и усмехнулась. Эти двое все-таки были очень милые, хоть и устраивали иногда раздражающие сцены.

– Ну что ж, – сказала я сама себе, – сегодня я, по крайней мере, буду хорошо спать. Я одна. Можно спокойно пропустить стаканчик или два.

Я отвинтила крышку, налила в стакан белого муската и, прихватив бутылку с собой, пошла в спальню. Вино было таким, каким и должен быть напиток за двенадцать долларов: слишком теплым и слишком сладким, – но меня и это устраивало.

За пять минут я опустошила стакан и наполнила его снова – на этот раз до краев. Еще через десять минут взялась за бутылку в третий раз, подумав: «Вот тебе и два стаканчика!»

Положив сотовый на прикроватную тумбочку и воткнув его в сеть, я разделась догола. Когда живешь одна, можно запросто позволить себе спать безо всего. Я растянулась, чувствуя простыни кожей, и расслабленно опустила голову на перьевую подушку. Но вдруг телефон загудел: я усмехнулась и бросилась к нему. Тэйлор писал:

Не спится. Хочу обратно в Спрингс.

Я подавила желание прижать мобильник к груди. Став свидетельницей бурного примирения Кёрби с Гуннаром и выпив три бокала вина меньше чем за двадцать минут, я стала странно сентиментальной.

Тоже не сплю. У меня был Гуннар.

С Кёрби?

Да. Они поссорились.

Юношеская любовь…

Она самая.

Зря смеешься. Такое бывает.

С кем?

С моим братом Трэвисом было. Его в прошлом году неслабо накрыло. А теперь он женат, хотя ему еще пить не положено.

Сколько лет?

20.

Женился в 19? Стремно.

Да нет. Им вместе хорошо.

Значит, одобряешь?

Конечно, раз они друг друга любят.

Разве в 19 лет можно это понять?

Скоро встретитесь. Сама поглядишь.

Заметано.

☺

Я отложила сотовый, допила стакан, и все как будто замедлилось. Даже моргать я стала медленнее. Скользнув по простыне чувствительными участками кожи, я вытянулась и, с улыбкой посмотрев на телефон, снова его взяла. Слегка постучала им по тумбочке и стала ждать. Вскоре раздался протяжный звонок.

– Не разбудил? – спросил Тэйлор усталым, но не сонным голосом.

– Эта штука вибрирует каждый раз, когда ты шлешь мне эсэмэску. А я лежу в постели голая, – промямлила я заплетающимся языком. – Хочется положить его между ног: вдруг ты опять напишешь?

Я понимала, как непристойно то, что я говорю, но мне было наплевать. Целых десять секунд мы оба молчали. Потом я не вытерпела и спросила:

– Как по-твоему, сработает?

– Ты пьяная?

Я сжала губы, безуспешно попытавшись подавить смешок.

– Кёрби занесла бутылочку винца.

– Я думал, ты не пьешь.

– Вообще не пью, но сейчас я одна, так почему бы и нет?

– То есть ты не пьешь только в общественных местах?

– Дома тоже, если рядом кто-то есть.

– Не могу решить дилемму, – произнес Тэйлор деловым тоном, – остановить тебя или поглядеть, до чего ты договоришься. Последнее заманчиво, но завтра ты наверняка будешь себя ненавидеть. И меня тоже, может быть.

– Я по тебе уже скучаю, – я перестала улыбаться. – А ведь не хотела, чтобы ты мне нравился.

– Я сразу понял, – весело сказал он и вздохнул. – Поначалу у меня вообще шансов не было. Ты такая злюка, что я с ума схожу. Но в хорошем смысле.

– Я злюка? – спросила я, и в глазах защипало от слез.

– Да, но… Черт! От алкоголя ты впадаешь в уныние, да? Тебе нельзя пить одной.

– Мне так не хватает… всего этого, – мягко сказала я, поднося пальцы к губам.

– Чего? – спросил Тэйлор. – Знаешь, у меня отец несколько лет не просыхал. А потом бросил. Иногда родителей приходится прощать. Они ведь тоже не всегда соображают, что делают.

Я только покачала головой, не силах ответить.

– Фэйлин, засыпай, детка. А то хуже будет.

– Откуда ты знаешь?

– Мой отец тоже был грустный пьяница.

Я кивнула, хотя Тэйлор меня не видел.

– Держи телефон возле уха. Ложись и закрывай глаза. Я не повешу трубку, пока ты не уснешь.

– Ну, хорошо, – подчинилась я.

Больше он ничего не говорил, но я слышала его дыхание. Мне было интересно, как долго он прождет, и я изо всех сил старалась не засыпать. Но очень скоро что-то тяжелое и пушистое утащило меня в сон.