– Печень больная? – спросила соседка.

Я глянул на нее. Лицо красивое, кожа нежная, глаза умные. Излишняя вульгарность мне показалась напускной. Если с нее скинуть все дешевые побрякушки, смыть косметику и причесать, она оказалась бы вполне милой. Но сейчас ей хотелось быть такой, какой она выглядела. У каждого свои прихоти.

– При чем тут печень?

– Газировку пьете. Не хотите меня угостить?

– Минералкой?

– Предпочитаю шампанское.

– Закажите себе сами, что хотите, я оплачу.

– Галантно.

Она поскромничала и заказала только шампанское.

Лучи прожекторов бегали по залу, то синие, то красные, то зеленые, и я не мог разглядеть цвет ее глаз, но они были темными.

– Как вас зовут? – спросила она.

Я на секунду задумался, после чего ответил:

– Максим.

– А меня Белла.

– Красиво.

– Моему парню не нравилось. Он называл меня Белкой.

– Теперь не называет?

– Он погиб.

– Сожалею.

Сцена вспыхнула ярким светом, и какой-то тип в пестром костюме объявил:

– Гвоздь программы, несравненная Любовь Кольцова!

Я устремил все свое внимание на площадку. По ковровой дорожке на арену вышла, как мне показалось, очень высокая молодая девица в черном обтягивающем стройную фигуру платье с красной розой в руках. Голос звучал восхитительно. Низкий, глубокий и сильный. Может быть, по мнению гостиничного сыщика, она и походила на черный шнурок, но таланта от этого у нее не убавилось. Она заслуживала куда большего, чем этот бар.

– Вам нравится? – спросила Белла, о которой я успел забыть.

– Восхитительно.

– Талантливая баба. Только гиблая.

Я посмотрел на свою соседку непонимающим взглядом. Она уловила его и пояснила.

– Настоящая ее фамилия Овечкина. Пока была жива ее всесильная подружка, Любка сама собой распоряжалась, но как той не стало, ее тут же взяли в оборот. Теперь она себе не принадлежит. Этим борделем руководит очень влиятельный авторитет с депутатскими полномочиями.

– Вы ее знаете?

– Я тут всех знаю.

– Можете оказать мне платную услугу? Я хотел бы поговорить с ней наедине минут десять.

Белла усмехнулась.

– Это может стоить вам жизни.

– У меня деловой разговор. Я не собираюсь ее переманивать или перекупать.

Это касается подруги певицы. Той самой, всемогущей.

– Хорошо, я попробую. Мне ничего платить не надо, а вот ее охраннику, который сторожит ее как зеницу ока, придется отстегнуть долларов триста. Способны на такое?

– Думаю, что да.

– Хорошо. Я попытаюсь. А вы потом не забудьте вернуться за столик и расплатиться. Может быть, и у меня возникнет к вам какая-нибудь просьба. Но не столь щепетильная, конечно.

Белла встала и ушла куда-то наверх, а я остался наслаждаться музыкой.

Певица спела четыре песни. Ее забросали цветами, и она ушла. Мне показалось, что ее покачивает. Цветы собрали и унесли ей вслед.

На сцену вновь выбежали красотки с павлиньими перьями. Стало слишком шумно. К тому же канкан после фильма «Мулен-Руж» с Жаном Габеном мне не понравился.

– Все готово.

Я услышал голос Беллы над своим ухом. От нее пахнуло мягким ароматом духов. Она стояла за моей спиной. Я встал, и мы оказались лицом к лицу. У меня кольнуло сердце. Я на секунду увидел ее глаза, и меня словно поразило молнией.

Что это было, я так и не понял, но ничего похожего со мной не случалось.

– Идемте, я провожу вас за кулисы. Там вас встретит Фрол, отдадите ему деньги, и он вас проводит. Он позаботится о том, чтобы вам не мешали.

Она взяла меня под руку, и мы поднялись наверх, вместо того, чтобы спускаться вниз. Нас пропустили в какую-то дверь, и мы оказались на площадке, где возле лифта дежурили три амбала. Один из них подошел к нам.

– Другого способа попасть за кулисы нет, – шепнула Белла.

Здоровяк меня обыскал с ног до головы.

– Это Фрол, – пояснила моя спутница. – Передайте ему то, о чем мы говорили, и следуйте его указаниям.

Я отдал ему триста долларов, и мы вдвоем вошли в лифт. Белла исчезла.

Лифт спустил нас в служебное помещение, где находился артистический буфет. Потом узкий коридор, устланный ковровой дорожкой, и двери по одной стороне. Дойдя до середины, он остановился, достал из кармана ключ, открыл замок и распахнул дверь.

– Заходите.

Я зашел. Дверь за мной закрылась, и щелкнул замок. Комнатка метров десять.

Стены в плакатах, ширма, трюмо, разбросанные костюмы и она.

Меня она даже не видела. В этот момент певица втягивала носом через трубочку белый порошок, ссыпанный горкой на лежавшем зеркале. Надо сказать, у нее это ловко получалось.

Наконец она оторвалась от своего занятия и глянула в мою сторону. Взгляд ее был мутноватым.

Реакция хозяйки артистической уборной меня немного удивила. Как может чувствовать себя птичка в клетке, под замком? Но не это ее беспокоило.

Она вытянула руку и указала длинным, выкрашенным в фиолетовый цвет ногтем на стоявший на трюмо плеер с двумя крошечными колоночками.

– Вот он! Я не могу без музыки, меня бесит тишина.

– Извините, но я ничем вам помочь не могу. Ничего не смыслю в музыкальных центрах.

– Тогда какого черта вам здесь надо? Вы же без цветов. И как вас пропустили?

Ее зеленые глаза округлились и приобрели осмысленный вид.

У меня в голове мелькнула любопытная идейка. Я достал из кармана визитную карточку горе-детектива Ахмадулина и протянул девушке.

Она равнодушно скользнула по ней взглядом и бросила ее на пол.

– Какое к черту бюро «Щит»?

– Вы подруга покойной Кати Кислицкой, – начал я вкрадчивым тоном, – Я занимаюсь расследованием ее убийства. Есть люди, желающие знать правду о смерти вашей лучшей подружки. Они меня наняли.

– Ах, вот оно что! – с крика она перешла на мелодичный перезвон. – А что же менты?

– Они закрыли дело после смерти ее мужа. А то, что им удалось раскопать, меня не устраивает в корне. Полное отсутствие прямых улик.

– Жаль.

– Что жаль?

– Что вы не можете починить мой плеер. Я сдыхаю от тоски и не выношу своего собственного голоса.

– Напрасно. Вы очень талантливы. Сегодня трудно найти певиц с настоящим голосом.