он делал вид, что ему все равно. Мне было смешно видеть, как он продолжает строить из себя умника. Его выражение лица словно говорило: «Вы думаете, меня можно напугать такими вопросами? Я делал что пострашнее!» Он не знал, что провалился! Все сделал я!

Вопросы, которые задавали Ватанабэ, стали казаться мне куда проще. На прошлой неделе я даже вспомнил все редкие прочтения в тесте по иероглифике, и учитель меня похвалил! Почему бы и нет? Возможно, я смогу получить высший балл на контрольной, обогнав Ватанабэ… Стоило мне это представить, как все одноклассники показались мне полными идиотами.

Я еле сдержался, чтобы не рассмеяться в полный голос.

Школьник говорит дрожащим голосом – месяц после инцидента.

Моригути пришла к нам. Я уже собирался домой в последний день четвертных контрольных, когда она позвонила мне по телефону и попросила прийти к школьному бассейну. Она хотела о чем-то поговорить.

Попался. Она хочет поговорить о случившемся. Мое сердце бешено билось, пока я убирал телефон. Спокойно. Спокойно… Убийца – Ватанабэ. Я не отважился идти к бассейну и вместо этого попросил ее прийти к нам домой.

– А Ватанабэ?.. – отважился спросить я, прежде чем повесить трубку.

– Я только что говорила с ним, – спокойно ответила учитель.

Я смог успокоиться. Все будет хорошо. Убийца – Ватанабэ, он заставил меня против моей воли.

Неожиданный визит классного руководителя застал маму врасплох. Я попросил ее остаться на время нашего разговора с Моригути. Пришло время рассказать ей обо всем, что произошло. Я не сомневался, что она поверит мне и захочет помочь.

– Ситамура-кун, тебе нравится учеба в средней школе? – вдруг спросила учитель. Она задавала вопросы, не касавшиеся произошедшего, но я сразу решил во что бы то ни стало отвечать честно. Я рассказал о теннисном клубе, о дополнительных занятиях, о стычке со старшеклассниками и наказании, которое я понес, хоть и был жертвой, – о том, как жалко себя чувствовал.

Моригути слушала внимательно, не перебивая. Как только я, закончив, поднял чашку, чтобы сделать глоток чая, она холодно спросила тихим голосом:

– Ситамура-кун, что ты сделал с Манами?

Я тихо поставил чашку на стол. В этот момент мама практически закричала. Она не понимала, как я мог быть замешан в этом, но уже сильно разозлилась. Мне нужно было убедить их обеих в том, что я тоже жертва – Ватанабэ меня использовал.

Я обо всем рассказал Моригути. Начиная с того дня, как он впервые заговорил со мной по пути из школы, и заканчивая моментом, когда я держал девочку на руках у бассейна. Я честно во всем признался. В том, что Ватанабэ использовал и обманул меня. В том, что был готов расплакаться от досады. Я соврал только в самом конце, не сказав, что девочка приоткрыла глаза.

Уверен, мой рассказ совпал с тем, что Моригути услышала от Ватанабэ. Учитель ни разу не перебила меня. Она молчала, когда я закончил. Молча сидела, уставившись на скрещенные на коленях руки. Она была в ярости. Бедняга.

Мама тоже молчала.

Мы просидели в тишине около пяти минут, когда Моригути наконец обратилась к маме:

– Как потерявшая ребенка мать, я хотела бы убить вашего сына и Ватанабэ. Но я все-таки учитель. Мой долг, как взрослого, – доложить обо всем, что они сделали, в полицию; но, как учитель, я вынуждена защищать их. Полиция уже прекратила расследование, заключив, что это был несчастный случай, и я не собираюсь его возобновлять.

Ничего себе! Она не пойдет в полицию! Мама какое-то время подбирала слова, а потом низко поклонилась и поблагодарила Моригути. Я тоже склонил голову. Теперь все будет хорошо.

Мы с мамой проводили учителя до двери. Моригути ни разу не взглянула на меня. Должно быть, не могла справиться со своей злостью.

А мне было все равно.

Побледневший школьник сидит за партой – неделя после визита учителя.

Завтра начнутся весенние каникулы. После того, как мы допили молоко, Моригути сказала нам, что уходит из школы. Честно говоря, я обрадовался. Хоть мне и удалось убедить ее в том, что это Ватанабэ убил ее дочь, мне было некомфортно продолжать ходить на ее занятия, опасаясь, что она обвинит меня в том, что я был его сообщником.

– Это все из-за того, что случилось? – спросила Мидзуки-тян, имея в виду несчастный случай. Моригути не удивилась – наоборот, она принялась долго рассказывать о причинах, будто изначально так и планировала.

Рассказала о том, почему решила стать учителем, о добрых делах Сакураноми-сэнсэя. Мне было все равно, лишь бы побыстрее закончила.

Затем рассказала об ужасных проделках, подрывающих доверие между учителем и учеником, – о сообщениях, обычно ложных, с просьбами о помощи или личной встрече. Школе даже пришлось разработать порядок действий на такой случай – к ученикам из класса А обычно отправляли учителя из класса Б, и наоборот. Жаль, я не узнал об этом раньше, когда этот дурак Токура пришел за мной в участок!

Она рассказала нам о жизни матери-одиночки, что-то о СПИДе, а потом о гибели своей дочери в школьном бассейне. Я, казалось, начал ощущать, как невидимая петля все туже затягивается вокруг моей шеи.

– Совершенно случайно в магазине оказался Ситамура-кун с матерью…

Услышав свое имя, я чуть не подавился – казалось, выпитое молоко вот-вот вернется наружу!

– Смерть Манами не была случайностью. Ее убили ученики из этого класса.

Меня словно толкнули на дно того холодного бассейна. Я не мог дышать. Ничего не видел. Ноги и руки не слушались, да и ухватиться было не за что…

В глазах потемнело, но я не мог позволить себе отключиться. Что еще она скажет? Я глубоко вдохнул, стараясь успокоиться.

Все вокруг, не отрываясь, смотрели на Моригути. Минуту назад они скучали, но теперь все обратились в слух.

А Моригути вдруг начала рассказывать о ювенальном праве и «преступлении Лунатички». Не понимая, к чему она ведет, я старался выровнять дыхание, ожидая, что после очередной паузы учительница наконец замолчит. Но она заговорила о похоронах своей дочери. Мы очень удивились узнав, что отцом ее ребенка был Сакураноми-сэнсэй. Он был болен СПИДом, поэтому они приняли решение не заключать официальный брак.

Выходит, Сакураноми скоро умрет из-за СПИДа? Было странно думать о чьей-либо еще смерти. Я принялся потирать лежавшие на парте руки, словно пытаясь прогнать это ощущение, – казалось, я все еще держу тело девочки на руках. Если у нее был СПИД, значит ли это, что я мог его подхватить?

Из соседнего класса раздался шум, стулья заскрипели о