Однажды, в декабре, меня вызвал комбат и с ходу обозвал предателем. Я остолбенел, а комбат кричит:

— Мы из тебя десантника сделали, воевать научили, а ты, Соловьев, убегать собрался!

Оказалось, что на меня наконец пришел вызов в летное училище. Но я уже привык к своему коллективу, сказал, что заявление подавал больше года назад. Из полка уходить не хочу.

— Ну и правильно, — одобрил мое решение командир батальона. — У нас настоящим десантником станешь, с орденами домой вернешься. Все девки твои будут.

Насчет девок я разбирался слабо, опыта не имел. Но вопрос о летном училище был снят, я продолжал учиться на десантника.

На войне все меняется быстро. Еще вчера учебные казармы, а сегодня эшелон везет нас на юго-восток. Как водится, вначале никто ничего не знал. Хотя догадывались, что везут нас под Сталинград. Тогда это была главная тема сводок Информбюро, газетных старей. Под Сталинградом окружена 6-я армия Паулюса, идет мощное наступление. Перечислялись взятые города и поселки, уничтоженные немецкие части, разбивая техника.

Если судить по сообщениям, то наступление должно было закончиться чуть ли не полной нашей победой. Далеко не все верили в слишком бодрый тон газет, но люди устали от бесконечного отступления Красной Армии, хотели верить, что теперь обратного хода не будет.

И наш полк — тоже немалая сила. Две тысячи подготовленных десантников, артиллерия, пулеметы. Светилась в темноте вагона раскаленная теплушка, стучали на стыках колеса. Быстрее! Мы все рвались в бой, опасаясь, что нам войны не хватит.

Солдаты любого полка или бригады считали, что их прибытие непременно изменит обстановку на фронте. Фрицы и так бегут, а тут такое мощное пополнение. Настроены все были по-боевому, о смерти в девятнадцать лет не думаешь. Ох, как мало знали мы о войне! Фронтовиков среди нас было немного. Кто-то из них усмехался, слушая хвастливые разговоры. Другие, зная, что предстоит, молчали. Удастся ли на этот раз выйти живым?

Выгрузились ночью в степи и быстрым шагом (кое-где бегом) двигались к Сталинграду Двадцатого января две роты нашего полка заняли линию траншей недалеко от Мамаева кургана. С любопытством оглядывали окрестности. К тому времени я был сержантом, командиром отделения.

Сразу было ясно, что здесь прокатилось жестокое сражение. Виднелись руины зданий, из-под снега торчали остатки разбитой техники, сгоревшие танки, трупы наших и немецких солдат. Почему их не похоронили? Мы тогда еще не представляли масштабов Сталинградской битвы.

Участок обороны нам достался довольно большой. Траншеи были выкопаны давно, имелись землянки, блиндажи. На 300 человек мы имели несколько противотанковых ружей, четыре станковых и десяток ручных пулеметов. Патронами нас обеспечили, привезли ящики с гранатами: в основном «лимонки — Ф-1», а также РГД-33, менее мощные.

Задачу тоже поставили сразу — не допустить прорыва окруженных немцев из кольца. Реального положения дел в Сталинграде мы не знали. Судя по газетам, в городе пряталась в подвалах и развалинах недобитая 6-я армия Паулюса, которой запретили сдаваться, и они ждут своего конца. Невольно вспоминались фотографии обмороженных фрицев в женских платках, в уродливых соломенных калошах. Нажать посильнее, и они рассыпятся!

К сожалению, действительность оказалась более суровой. Каждое утро «немецкие недобитки» начинали с артиллерийского и минометного обстрела. Мы считали себя подготовленными десантниками, но войны большинство из нас не нюхали. Не знали десятки хитростей и мелочей, которые хорошо освоила пехота.

Конечно, мы знали, что сразу надо прятаться, когда начинается обстрел. Но и обстрел был разным. От прямых попаданий мин окопы и траншеи не спасали. В «лисьи норы», специально вырытые для защиты от мин, лезть вначале боялись.

Прямое попадание гаубичного снаряда вызвало шок. Двое-трое бойцов были убиты, исковерканы. Кто-то лежал без ноги. Ведь мы этого ни разу не видели. Контуженый боец сжимал ладонями уши, из которых утекла кровь.

— Убили… убили, — повторял он.

Командиры рот и взводные быстро брали обстановку в руки, давали команды нам, сержантам:

— Приготовиться к отражению атаки! Всем занять свои места.

Торопливо перевязывали раненых, уносили их в дальний блиндаж, приспособленный под медпункт. И действительно, вскоре началась первая атака. Немцы хорошо знали местность, выбрали участок с многочисленными воронками, остатками разбитых орудий, сгоревшими танками.

Под прикрытием пулеметов фигуры в грязно-серых маскхалатах перебежками и ползком быстро приближались к нам. Пока одна группа вела огонь, другая делала бросок от одного укрытия к другому. Скажу прямо, что такие умелые действия совсем не напоминали готовых сдаться окруженных «недобитков».

Наши бойцы стреляли часто, но беспорядочно. Достать пулей мелькавшие фигуры, плохо различимые на фоне закопченного снега, было трудно. Миша Астахов, молодой солдат из моего отделения, стоявший рядом, беспорядочно дергал затвор и стрелял не целясь.

— Миша, ты ведь хорошо стреляешь, — окликнул я его. — Целься лучше.

Справа длинными очередями опустошал диск «Дегтярева» другой боец. Увлекшись, он высунулся по грудь. Пулеметная очередь хлестнула по брустверу, парень сполз по стенке траншеи. Заменил его вторым номером, объяснил, как эффективнее вести огонь. Помочь пулеметчику мы ничем не могли, его прошили через грудь три-четыре пули, и он умирал.

Я обежал свое отделение, понимая, что нужно встряхнуть ребят — ведь это наш первый бой. Когда вернулся, увидел, что пулеметчик уже мертв. Натекла целая лужа крови, которая быстро замерзала и прилипала к валенкам. Окликнул второго номера:

— Диски не кончились?

— Есть запас. Передышка будет — заряжу отстрелянные.

Второй номер действовал неплохо, за пулемет я был спокоен. У меня был автомат ППШ. Показывая пример, бил очередями по 5–7 патронов. Попадал или нет, не знаю, до немцев было далековато. Но рота уже пришла в себя и вела плотный огонь. Метров за двести перед траншеями немцы залегли.

Высовывать головы многие не рисковали, стреляли наугад, как мы в начале боя. Теперь обстановка изменилась. Потери заставляли немцев прятаться, некоторые отползали назад. Потом по команде офицера отступила вся рота, где перебежками, где ползком. Мы провожали их стрельбой, благо патронов хватало.

Позже я понял, это было что-то вроде пробной атаки. Как говорится, нас проверяли на «вшивость». Кого-то мы сумели достать своими пулями, но немцы, не желая нести дальнейшие потери, отошли. Убедились, что легко нас не выбить.

В роте погибло 3–4 бойца и командир одного из взводов. Раненых перевязали и отправили в тыл. Погибших отнесли в дальний конец траншеи и решили похоронить ночью. Фамилия нашего командира взвода была Кияшко, он пришел к нам из училища. Молодой парень, лет восемнадцати, добросовестный, к подчиненным относился хорошо. С ним всегда можно было посоветоваться.