больницу? Только когда на соске нагноился нарыв, ты повёл жену к доктору. Он сообщил, что у жены рак груди.

– Вы говорите, рак?

Жена сказала, что не может болеть. Что у неё нет времени лежать больной. Что у неё слишком много работы. Ни по одному критерию она не попадала в группу риска по раку груди. Детей она родила рано, всех пятерых кормила грудью, менструации у неё начались, с её слов, в год, когда выходила за тебя замуж, то есть не рано, кроме того, мясо она особенно не любила, да и не имела возможности его много есть. Несмотря на это, в левой груди разрастались раковые клетки. Возможно, если бы вы пришли за результатами раньше, то грудь можно было бы не удалять. После ампутации груди, поражённой опухолью, с повязкой на теле жена сажала в поле картошку. Поле вам уже не принадлежало, потому что его продали, чтобы оплатить операцию. Жена закапывала картошку с глазками и говорила: «Больше я в этой жизни в больницу не пойду». Она не только не ходила после этого в больницу, но и тебя к себе близко не подпускала.

И незадолго до поездки в Сеул на день рождения жена тоже страдала диареей. Ты волновался, как она, такая обессиленная, собирается ехать в Сеул, но жена, что-то где-то услышав, отправила тебя в посёлок купить бананов. До поездки в Сеул она три раза в день ела по две перетёртые сушёные хурмы с половинкой банана. Родив каждого из пятерых детей, она не лежала больше недели, но, когда у неё случались расстройства, она лежала и по десять дней. Из-за этого она забыла даже про день поминальной церемонии. Маринуя кимчхи, она иногда долгое время просиживала в рассеянности. Если ты спрашивал, в чём дело, она поникшим голосом отвечала: «Да так… Не помню, положила я чеснок или нет…» Иногда она, не думая, пыталась схватить горшок с кипящим супом и обжигалась. Ты считал, что просто она уже давно не молода. Ведь и ты забыл барабанные ритмы, которыми раньше увлекался. Прожив столько, организм не может быть таким, как в молодости. Ты считал, что даже если что-то выходит из строя – это нормально. Что в таком возрасте люди уже становятся друзьями со своими болезнями. Ты думал, что жена просто вступила в такой период.

– Ты там?

Услышав голос сестры, ты быстро открыл глаза. Ты прекрасно знал, что в такую рань никто, кроме неё, не мог прийти к тебе, но встрепенулся, будто услышал голос жены.

– Я войду?

Видимо, к тому моменту она уже зашла в дом, потому что дверь открылась сразу после её слов. Она держала в руках поднос, на котором стояли накрытые белыми керамическими крышками плошка с рисом и блюдца с салатами. Поставив поднос у входа, сестра задумчиво посмотрела на тебя. Раньше вы жили здесь вместе, а последние сорок лет с тех пор, как построила себе дом через новую дорогу, она просыпалась на рассвете, выкуривала сигарету, причёсывалась, подкалывала волосы на спицу и направлялась к тебе. Обойдя двор твоего дома, залитый светом зари, она возвращалась обратно. Она неслышно прокрадывалась через передний, боковой и задний двор, делая круг, но жена сразу слышала звук её шагов. Этот звук будил её по утрам. «Хм, – жена поворачивалась на бок, – опять пришла», – бормотала она и вставала с постели. Обойдя дом, сестра сразу уходила. Она просто приходила проверить, не произошло ли чего-нибудь в твоём доме за прошедшую ночь. В детстве она потеряла сразу двоих старших братьев, потом с разницей в два дня умерли родители, а во время войны сестра чуть не потеряла тебя. Она не ушла жить в дом мужа, её муж сам переехал в вашу деревню, но погиб, когда в доме случился пожар, и этот случай стал для неё раной, пустившей глубокие корни в её душе, как старое засохшее дерево. Это дерево уже никто не в силах был выкорчевать.

– Что же ты даже постель не расстелил?

Оставшись бездетной молодой вдовой, она приобрела взгляд, полный решимости, переходящей в коварство, но теперь уголки глаз опустились вниз. Заглаженные назад и закреплённые спицей волосы стали седыми. Несмотря на то, что она была на восемь лет старше тебя, её осанка была прямее твоей. Сестра села перед тобой, достала сигарету и закурила.

– Разве ты не бросила курить?

Не ответив, сестра чиркнула зажигалкой с логотипом одного ресторана в посёлке и прикурила.

– Собаку я привязала у себя. Если хочешь, приходи забрать.

– Пусть пока немного побудет у тебя… Всё-таки мне надо будет снова поехать в Сеул.

– Зачем?

– …

– А зачем ты вообще приехал один? Надо было найти и возвращаться вместе.

– Мне почему-то казалось, что она тут меня ждёт.

– Ты думаешь, я бы тебе не позвонила сразу?

– …

– И как так могло случиться?.. Растяпа. Это чтобы не кто-то чужой, а родной муж потерял жену! Не стыдно тебе было одному возвращаться? Куда ты её дел, бедняжку?

Ты задумчиво посмотрел на седую сестру. Ты впервые слышал, чтобы она так говорила о твоей жене. Всегда, глядя на жену, она осуждающе цокала языком, будто постоянно была чем-то недовольна. Когда после двух лет совместной жизни жена не могла забеременеть, она постоянно наговаривала на неё, а когда жена родила Хёнчхоля, сказала: «Ну и что тут такого особенного?» В те времена, чтобы приготовить рис, каждый раз надо было обмолотить рисовые зёрна в ступе, но сестра, хоть и жила вместе с вами, ни разу не помогла жене. Но она помогала ей в родах.

– Я ведь хотела сказать ей что-то, пока ещё жива… Теперь некому говорить.

– Что сказать?

– Да много чего…

– Что жить спокойно не давала ей?

– Жить спокойно не давала? Мать Хёнчхоля так говорила про меня?

Даже не улыбнувшись, ты просто рассеянно посмотрел на сестру. Ну а разве не так? Все знали, что для жены твоя сестра была как свекровь. Все так считали, но сестра ужасно не любила, когда так говорили. Она утверждала, что, поскольку родители умерли, она была вынуждена стать такой. Может быть, это и правда.

Из лежавшей на полу комнаты пачки сестра достала ещё одну сигарету и сунула её в рот. Ты зажёг её. Похоже, исчезновение твоей жены заставило её опять закурить. Хотя на самом деле трудно было представить сестру без сигареты. Проснувшись утром, она первым делом искала сигареты и на протяжении всего дня перед тем, как за что-то взяться, обязательно закуривала. Закуривала она и когда надо было куда-то идти, и перед едой, и даже перед сном. Ты считал, что она курит слишком много, но никогда не призывал её бросить. Вернее, ты не смел