– Да, наверно…

– Ну вот, это не про меня. Да и вообще не про всю нашу шайку. Мы… Ну, разным занимались. Когда грабили, когда нанимались к кому-нибудь… По-всякому случалось, и о каком благородстве тут можно говорить? Сама посуди: врага пощадишь – он же тебе в спину и воткнет что-нибудь острое вместо благодарности. И так называемых друзей предавать приходилось, чтобы сами меня не предали. Ну, я чаще всего успевал первым… – криво усмехнулся я. – За то меня и ценили, считали удачливым. Только удача – девица капризная. Вот однажды она мне и изменила…

Я помолчал, вспоминая. Эсси тоже притихла, испуганно глядя на меня.

– Знаешь, – продолжил я, – он был маленького роста, мне едва по плечо, тощенький, шейка тонкая, а голова большая. На макушке – какая-то шапка невозможная. Но одет добротно, видно, из зажиточных. К нему босяки на улице привязались, а я мимо шел – отогнал. Не потому, что я добрый такой. Просто кто-то из этой босой гвардии у меня накануне ножны с кинжалом срезал, а кинжал был хоть и паршивый, зато с серебряной рукоятью, я его продать хотел. И ловко как срезали! Я, правда, тогда не особенно трезв был – нам наниматель заплатил, вот и набрались, неудивительно, что я сразу не заметил. Но, так или иначе, на эту пацанву у меня зуб был…

Сейчас я видел ту грязную улицу как наяву. Даже запах ощущал. Вернее, лютую вонь. Помои тут выливали из окон, и надо было внимательно прислушиваться, не стукнет ли наверху ставня, а тогда живо отскакивать! Народ тут был привычный: сколько раз я видел – кто-нибудь едва на ногах держится, но идет ровнехонько посреди улицы, а чтобы к стенам подойти – ни-ни! Только если приспичит нужду справить…

– Ну вот, – продолжил я. – Мужичонка этот чуть не прослезился от благодарности, а сам весь трясется, до того перепугался. И давай мне деньги в руку совать! Я не взял – за что брать-то? Двоим босякам подзатыльники дал, остальные тут же сбежали. А мужичонка все не отцепляется, ну будто я от смерти его спас! Говорит, деньги не берешь, так давай я тебя хоть ужином угощу.

Ну, ужин – это дело другое, тем более плату я уже почти всю пропил, а жрать хотелось… И пошли мы в ближайший трактир. Мужичонка вроде отошел, трястись перестал, ведет себя по-хозяйски, заказ сделал – аж стол ломится! Сразу видно, при деньгах… Ну я и подумал: может, я ему и впрямь жизнь спас, за десяток монет босяки запросто пристукнуть могут, а у этого плюгавого кошель тугой был, там, поди, и побольше бы набралось.

– И что дальше? – подала голос Эсси, когда я надолго умолк.

– Ну, что дальше… Сидим мы с ним, едим. То есть ел-то я один. Плюгавенький только вина выпил, развеселился, аж лысина порозовела, – а лысина, я тебе скажу, была знатная, блестящая, шишковатая, видать, ум так и выпирал! – и давай байки травить. Все больше о чужедальних странах, дескать, бывал он там, всяких диковин навидался… Ну, я слушал – интересно было.

Долго мы там сидели, я тоже кое-чего о себе порассказал, а потом коротышка и говорит, мол, есть у него дома заветная бутылочка, давно своего часа дожидается. И не пойти ли нам попробовать вина, какое в тех самых чужедальних странах только короли пьют? Я и не отказался, ясное дело! Правда, решил, что он просто боялся один ночью по улицам идти – вдруг опять привяжется кто! – вот и хитрил, чтобы я его до дома довел…

– И по пути кто-нибудь на вас напал? – спросила Эсси.

– Нет, – покачал я головой. – Спокойно дошли. Дом хороший оказался, не развалюха, но с виду нежилой какой-то. Коротышка сказал, только что его купил, еще ни мебель не перевез, ни прислуги толковой не нанял. Ну, мне как-то дела до этого не было. А он не обманул – принес бутыль, пыльную такую, в паутине, живо откупорил, разлил вино… Я попробовал. Вино и правда оказалось что надо: у меня от одного глотка дух захватило, в глазах потемнело, а потом… потом я ничего не помню.

– Совсем-совсем?

– К сожалению, нет. И рад бы забыть, а не получается…

– Так что же дальше было?

– Дальше… – Тут я заметил, что начал говорить так, будто рассказывал страшную сказку, и невольно усмехнулся. – Очнулся в незнакомом месте. Вокруг свечи горят, много… И коротышка тут же оказался. Стоит подле меня, ручки потирает, ухмыляется. Глазки уже не бегают, вида заискивающего как не бывало, даже лысина – и та важной сделалась! «Ну что, – говорит, – понравилось вино?» Хотел я его взять за шиворот и шею свернуть – ведь опоил, мерзавец! – но даже пошевелиться не смог. И тут только испугался – что за дрянь такая творится?! А он хихикает! «Нишкни, – говорит. – Это чтобы ты не попортил тут ничего. Ишь, здоровый какой… Начнешь еще мебелью швыряться! Кстати, не люблю сквернословов… Мне с тобой еще долго возиться, этак уши завянут, так что помолчи пока». Тут он рукой махнул – у меня язык и отнялся. А он снова смеется: «Учти, парень, мертвым много болтать не положено!»

– Так это был колдун! – всплеснула руками Эсси.

– Бери выше! Настоящий смертознай это был… А я на его удочку попался, как последний дурак! – скривился я. – Он, видишь ли, себе телохранителя искал, уж больно много врагов нажил. Искал, искал и выбрал меня. И чем я ему глянулся, не пойму?

– Ну… ты вон какой высоченный, выглядишь внушительно, и сам же сказал – драться умеешь, – ответила Эсси. – Правда, откуда бы ему об этом узнать…

– Вот-вот, откуда бы? Я, конечно, много чего о себе наплел, но поди разбери, где я правду говорил, а где приврал для красного словца! Ну, неважно… В общем, отравил он меня, дубину здоровую. Отравил – и тут же поднял. А потом еще долго надо мной колдовал, заклятиями опутывал, чтобы я, значит, не испортился раньше времени. А то ведь поднять мертвеца дело несложное… Для хорошего смертозная – несложное, – поправился я. – Только покойник ведь выглядит гадко и портится с каждым днем… Но мой хозяин – пришлось мне его так называть, – хорошо поработал. Я узнал потом, он одним из лучших смертознаев был, чуть не величайшим. Должно быть, не врали: сколько лет прошло, а я пальцы на ходу не теряю…

– И выглядишь вполне живым, – вставила Эсси. – Когда дышать не забываешь. Послушай, Север, а я слышала, что поднятые покойники ничего не соображают… так?

– Так-то оно так, – задумчиво ответил я. – Обычный мертвяк – он мертвяк и есть. Безмозглый, жрать все время хочет и на людей кидается. А мне хозяин разум оставил, сказал, так забавнее. Да что там, у меня ведь даже сердце бьется, только медленно очень, а в жилах не кровь, а дрянь какая-то. Тоже хозяйская придумка… А боль я все-таки чувствую, но едва-едва.

– Да, то-то ты арбалетного болта не заметил! – фыркнула девушка.

– Так для меня это царапина, считай, – пожал я плечами. – Там уже и следа не осталось. Или вот, смотри…

– И правда, словно и не было ничего! – удивилась Эсси, разглядывая мою ладонь. Ту самую, которую я недавно обжег. – А как же так, Север? Ты мертвый, а раны у тебя заживают?

– Это все хозяин, – пояснил я. – Вернее, та штука, которой он мою кровь заменил. Что-то он такое придумал, никто потом повторить так и не сумел… В общем, если что порезано, проломлено, вспорото – все зарастает. Не знаю, правда, если мне что-нибудь отрубить, прирастет ли оно на место… Проверять не тянет!