Начальник Генерального штаба дочитал и осторожно положил листок на стол. И взглянул на Кайзера.

– Что Франция? – сухо спросил тот.

– Продолжают осторожную мобилизацию. Приводят в порядок свежие полки, которых каждый день становится всё больше. Подтягивают к нашим границам.

– Что в Галиции?

– Провал.

– Полный?

– После взятия Перемышля русские вышли к верховью Вислы и ударили во фланг наступающих австрийских войск. Те начали отступление. Давление с юга на русских в Позене прекратилось и те смогли перебросить часть сил на поддержку отдельного Лейб-гвардии корпуса. Пал Кёнигсберг. Это также освободило войска. Целую армию. Она уже прибыла в Западную Пруссию. Наступление захлёбывается. Пока мы предпринимаем попытки взломать оборону отдельного Лейб-гвардии корпуса, но ничего не выходит. Сейчас же его уже начали подпирать более существенные силы, да и первые полки Имперского резерва, насколько нам известно, уже прибыли.

– Мы сумеем удержать Западную Пруссию?

– Пока об этом рано говорить. Сейчас она за нами. Но у русских уже входят в строй бригады и дивизии Имперского резерва. А потом – через месяц – другой – пойдёт большой поток мобилизованных. С Австро-Венгрией фронт стабилизировался по Карпатам. Русские их брать не пытаются, а австрийцы вылезти оттуда не могут. Горы мешают оперативному развёртыванию, из-за чего их войска перемалывают по частям. Мы считаем, что русские нанесут основной удар по нам. Позен пока удерживается Центральным фронтом, что создаёт угрозу для наших войск в Западной Пруссии.

Вильгельм тихо прошёл по залу и сел в дальнем углу. У окна. Уставившись куда-то туда… за пределы этого помещения. Он был бледен и как-то отрешён от мира.

– С вами всё в порядке? Вам плохо?

– Плохо? Ну уж тоже не хорошо! – прорычал вновь разозлившийся Кайзер. – Это ведь что получается? Из-за этих мерзавцев-писарчуков он взбесился?

– Но…

– Что – но?.. Клеменс!

– Слушаю, – щёлкнул каблуками зашедший с Кайзером министр внутренних дел. Вильгельм планировал устроить разнос Генеральному штабу, но… передумал.

– Подготовьте приказ. Всех журналистов, что писали про русских гадости, призывать, вне зависимости от заступничества и состояния здоровья, и отправлять на фронт. К русским. Прямо на передовую. Редакторов или ещё каких сочувствующих – туда же. Пускай объясняются с русскими сами, как смогут. Выживут – молодцы. Нет? Так туда им и дорога.

– Общество не поймёт, – осторожно произнёс министр.

– Чего оно не поймёт? Своей болтовнёй эти люди вынудили Николая начать плохую войну[82]. Вы понимаете, что это значит? Опубликуйте в газетах общее положение на фронтах, обращение Николауса и поясните, что эти борзописцы спровоцировали его на объявление плохой войны. И что им либо нужно будет объясняться с родственниками солдат, уничтоженных русскими, либо идти на фронт и кровью искупать свой длинный язык.

– Как вам будет угодно, – кивнул министр, поиграв желваками. Ему было крайне неприятно выполнять такое поручение.

– Что? Недовольны?

– Моя работа – служить вам.

– Мы проиграли, Клеменс. Судя по всему, мы проиграли. Хельмут, – обратился Кайзер к начальнику Генерального штаба, – вы, я полагаю, не считаете возможным удержать Западную Пруссию?

– Это будет сложно. Всё зависит от действий русских. Потеря не неизбежна, но вероятна.

– А какие планы в случае, если удержать не удастся?

– Отойти за Одер и закрепиться.

– Отойти и закрепиться? – переспросил Вильгельм.

– Да. Одер – крупная река. Если на её левом берегу возвести полевые укрепления, мы сможем получить значимое преимущество. К тому же отход за Одер откроет для русских коридор в междуречье Одера и Вислы, ведущий в Богемию и Моравию.

– Там же стоит сильная армия австрийцев.

– Вот пусть и займутся ими.

– А мы?

– А мы будем готовиться к кампании на Западном фронте. Нет, – покачал головой Мольтке Младший, увидев невысказанный вопрос на лице Кайзера. – Не к наступлению. К битве за Рейнскую область и стабилизацию обороны по Рейну, так же как и по Одеру. Если мы на этих позициях продержимся достаточно долго и измотаем наших противников, то мир можно будет заключить мягкий.

– А если русские войска вынудят сдаться Австро-Венгрию? Мы ведь не одни воюем. Если они прорвутся в Богемию? Это же угроза и для наших войск за Одером и для Вены.

Хельмут промолчал с каменным лицом.

– Ясно, – мрачно произнёс Вильгельм.

– Сражение за Западную Пруссию ещё не проиграно, – тихо произнёс начальник Генерального штаба. – Мы ожидаем ударов русских от устья Вислы и Варты. С приоритетом наступления от Вислы. Это для них выгоднее, так как они могут активно использовать свои мониторы и канонерские лодки. Но мы уже сейчас сосредоточили там достаточно значительные силы и интенсивно окапываемся. Кроме того, мы сумели продумать тактику противодействия русскому наступлению. Сражение за Западную Пруссию может стать очень кровопролитным, и у нас есть шансы его выиграть. А победа в таком сражении – ключ к Позену. Ключ к спасению Австрии.

– И каковы шансы? – изрядно посветлев лицом, поинтересовался Кайзер.

– Выше среднего. Не могу сказать, сможем ли мы после этого провести наступление против Центрального фронта русских, но удержаться имеем все шансы. Хотя гарантировать этого не стал бы. У русских могут быть сюрпризы.

– Хорошо. Работайте, – произнёс Вильгельм и, встав, быстрым шагом покинул зал, где проводил плановое совещание Генеральный штаб. За ним ушёл и министр иностранных дел, и прочие члены свиты…

Тем временем в Санкт-Петербурге разворачивалось не менее любопытное действо. Николай отравился. Чем и когда – не ясно. Но его со 2 мая несло. Он далеко от уборной отойти не мог.

– Да как же так?! – раздражённо восклицал он, смотря на очередные предписания врача. Но тот лишь разводил руками.

Впрочем, много позже он узнал, что это веселье ему устроило ближнее окружение, не желавшее, чтобы Император отправлялся в войска. И прежде всего супруга. Слова на Николая в таком состоянии не действовали, вот они и решились на крайние меры, опасаясь, что Император в таком настроении духа начнёт совать свою голову куда попало. Может и войска в контратаку повести.

Но это будет потом. Спустя годы. Сейчас же он недоумевал и пытался понять, от чего его так выворачивает. Пытался ограничить все потенциально опасные продукты, однако легче не становилось. Пил «укрепляющие отвары», но… они-то и способствовали «облегчению» частому и жидкому. В пределах разумного. Однако это «сортирное» сидение и непрерывное давление ближайшего окружения привели к тому, что Николай передумал ехать на фронт. Мало ли с ним там такая напасть приключится? Это ведь позор какой! Да даже тут: узнают – засмеют. Дескать, монарх обосрался от мыслей о фронте.