К счастью, пыль можно протирать хоть каждый день, да и пропылесосить лишний раз не мешает. Другое дело, что много времени это не занимает. Прибравшись, Юля заглянула в холодильник, проинспектировала его содержимое, и все-таки придумала, что приготовить.

Пришлось сбегать в магазин за недостающими ингредиентами, а стоило все подготовить и начать нарезать овощи, как в замке повернулся ключ и дверь открылась: Влад вернулся. Юля почему-то разволновалась, и ее движения стали чуть более резкими.

– Юля, это ты? – поинтересовался Влад, появляясь на пороге кухни через минуту.

– Да. Здравствуйте.

– Привет… Ты что-то готовишь? – нахмурившись, уточнил он.

– Да, – снова лаконично отозвалась она, старательно нарезая морковку и чувствуя, как сердце ускоряется. Почему-то Юле показалось, что он сейчас ее выгонит. Вдруг он опять не в настроении? И придется все-таки идти домой.

– У меня полный холодильник, – заметил Влад, привалившись плечом к дверному косяку. Прозвучало это спокойно, без раздражения.

– У вас нет супа, – с нотками воинственности в голосе заявила Юля. – А суп очень полезен для пищеварения. Поэтому я варю вам овощной суп.

– Мне кажется, это излишнее беспокойство… – все тем же спокойным тоном отозвался Влад.

Он хотел сказать что-то еще, но слова споткнулись о громкое Юлино: «Ай!» От усердия острый нож соскочил и полоснул лезвием по пальцу.

– Что случилось?

– Порезалась, – хмуро призналась Юля, слизывая кровь, а потом пытаясь зажать рану кусочком бумажного полотенца.

– Сейчас принесу тебе пластырь.

Влад вернулся в кухню меньше, чем через минуту. Порой Юле казалось, что ему гораздо проще искать нужные вещи в квартире, чем, например, ей: те всегда ждали его в строго определенных местах.

Он поставил на стол аккуратную аптечку и на ощупь открыл крышку, пробежал кончиками пальцев по ячейкам, находя пластыри.

– Юля, что-то случилось? – поинтересовался Влад, протягивая один ей и как всегда слегка ошибаясь с направлением. – Я имею в виду, кроме пореза? Тебя что-то тревожит?

– С чего вы взяли? – буркнула она, сосредоточенно заклеивая палец.

– С того, что мне не нужен суп. Я вообще их не очень люблю, и ты об этом уже знаешь. Пойми меня правильно, я никогда не против твоего визита, но мне кажется, что в субботу у девушки твоего возраста должны быть планы поинтереснее, чем варить суп. Ты от кого-то прячешься здесь?

– Да, – со вздохом призналась Юля, отчасти и огорченная тем, что он ее раскусил, и обрадованная возможностью поговорить. С Владом ей с самой первой встречи оказалось необычно легко говорить. – От мамы.

Он удивленно приподнял брови, отступая назад и упираясь в посудомоечную машину. Используя ее как точку опоры, Влад скрестил руки на груди и чуть склонил голову набок. Юля успела заметить, что подобная поза заменяла ему вопросительный взгляд, говорящий: «Я тебя внимательно слушаю».

– Она меня просто убивает, чем дальше, тем больше, – призналась Юля жалобным тоном. – Постоянно требует от меня взрослого поведения. С самого детства. И нет, я не имею в виду с тех пор, как появился Семка, и я стала старшей сестрой. Нет, это началось еще тогда, когда они с отцом разошлись. Кажется, тогда я впервые услышала от нее что-то вроде: «Ты уже не маленькая, пора помогать мне, я одна не справлюсь».

– И сколько тебе тогда было? – осторожно уточнил Влад.

– Шесть лет, – выразительно пояснила Юля. – С шести лет я должна была вести себя как взрослая: сама одеваться, не ныть, не клянчить в магазинах, съедать все, что дали, и в детском саду тоже. А знаете, как гадко кормили в нашем детском саду? Но я ела. И не ныла. И не клянчила. И тихонько развлекала сама себя играми, когда мама была занята делами. Я вела себя как взрослая и потом, когда появился папа Боря. И я была даже рада ему, потому что с его появлением у мамы стало больше времени, мы стали чаще куда-то ходить все вместе. Потом появился Семка, а мне было уже тринадцать, и я чувствовала себя совсем взрослой. И не ныла, когда все внимание и мамы, и папы Бори было отдано ему. А когда с папой Борей мама тоже разошлась, я стала вдвойне взрослой, потому что теперь я была уже не ребенком, а старшей сестрой. Я успела закончить школу, потом даже устроилась на работу… И нянчилась с Семкой, пока мама работала, вместо того, чтобы заводить новых друзей и гулять с ними. Я чувствовала себя так, словно родила сразу после школы, как моя мама в свое время родила меня. Но это ведь не так… И я не понимаю, почему после всех: «Ты должна вести себя как взрослая» мама обращается со мной как с ребенком! Сначала она решила за меня, где мне учиться, теперь собирается решить, где работать! Разве это честно? Разве это справедливо?

– Жизнь вообще редко бывает справедливой, – уклончиво ответил Влад, и Юле стало немного не по себе.

О несправедливости жизни молодой мужчина, полностью ослепший в тридцать лет и вынужденный теперь вести затворнический образ жизни, наверняка знал гораздо больше, чем она.

Но неловкость Юли быстро рассеялась: в конце концов, тот факт, что с ним судьба обошлась еще суровее никак не отменял ее страданий.

– Меня бесит, что она постоянно сваливает на меня Семку, как будто он моя ответственность, а сама устраивает личную жизнь. В то время как у меня нет никакой жизни. Сплошные обязанности. И я даже не могу пойти в клуб с подругой в пятницу, потому что по пятницам она встречается со своим любовником, с которым у нее все равно ничего не получится, потому что еще ни с кем не получилось! А я, между прочим, на этот клуб денег у нее не прошу, я их честно заработала!

– Мне кажется, ты слишком сурова к ней, – мягко заметил Влад, осторожно улыбнувшись. – Если я правильно понимаю, она рано родила тебя и сразу после школы вышла замуж за твоего отца, так?

– Да, – буркнула Юля, насупившись, и тоже скрестила руки на груди, почти полностью копируя его позу.

– Значит, личной жизни и развлечений молодости она тоже оказалась лишена, пока растила и воспитывала тебя. Как и большинство ранних вынужденных браков, брак твоих родителей развалился. И в этом вряд ли кто-то действительно виноват. Потом она была вынуждена растить тебя одна. Как долго?

– Мне было одиннадцать, когда появился папа Боря, – все тем же недовольным тоном пояснила Юля. – Он был хорошим, и я его очень любила. А мама – нет. Думаю, она пыталась его полюбить, но он ее… раздражал. Даже Семка этого не исправил. В конце концов, Боря ушел к другой женщине. К той, которая его любила.

– Но твоя мама все еще достаточно молода. Сколько ей, тридцать восемь?

– Будет тридцать девять в декабре.

– Она всего на пять лет меня старше. И, веришь или нет, нам, тридцатилетним, любви и развлечений хочется не меньше, чем вам, двадцатилетним. Она еще вполне может устроить свою личную жизнь, и ты не можешь осуждать ее за то, что она пытается. Возможно, тебе сейчас это кажется не совсем справедливым, потому что требует от тебя определенных жертв, но ради тебя твоя мама тоже пошла на определенные жертвы, когда тебя родила. И очень многое пропустила в своей жизни.