– Не знаю. По-твоему, Джером ошибся, когда сказал, что ее убили? В палаты нас не пустят…

К перегородке подошла медсестра с папкой под мышкой; она вбила код на панель.

– Простите!

Алексей ткнул ее в спину, но было уже поздно.

– Да? – Медсестра обернулась.

Алексей ущипнул ее, но Бритт все же спросила:

– Скажите, где девочка Подрезкова?

Глаза у медсестры стали огромными, и у Бритт все опустилось. Хорошо, что Алексей перестал ее толкать и щипать.

– Вы родственница?

Вот опять – волшебное больничное слово, которое открывало двери и давало допуск к секретным сведениям. Алексей говорит по-русски. Может, он сойдет за родственника?

Она вздохнула, и Алексей ткнул ее в спину – под больными ребрами. Должно быть, прочитал ее мысли.

– Н-нет, но фамилия мне знакома. У моей сестры есть русская подруга; я подумала, что это она.

Глаза медсестры превратились в щелочки.

– И эта подруга была беременна?

Алексей стоял у нее за спиной, вибрируя от напряжения.

– Нет. Она не была беременна. Может, у нее даже фамилия другая… Вы ведь знаете, все русские фамилии кажутся одинаковыми.

Медсестра склонила голову набок.

– Что вы здесь делаете?

– Мы навещали знакомого в отделении неотложной помощи, и мне захотелось взглянуть на новорожденных. – Бритт хихикнула и похлопала себя по животу: – Наверное, биологические часики тикают…

Медсестра натянуто улыбнулась.

– Не сомневаюсь, вы понимаете, почему мы не пускаем посторонних в детское отделение.

– Конечно.

Алексей взял Бритт за руку:

– Пошли, посмотрим, может, Боба уже можно забирать.

Он повел ее по коридору к лифту, держа за руку железной хваткой, как будто боялся, что она вырвется и бегом вернется к детскому отделению. В лифте они стояли плечом к плечу, но Бритт не смела произнести ни слова.

Двери лифта разъехались; Алексей придержал их для их спутницы.

В кабину вошла пожилая женщина с холщовой сумкой через плечо.

– Очень жаль малышку…

Бритт осмотрела женщину с головы до ног. Она не медсестра. К ее свитеру пришпилен значок волонтера.

Бритт ободряюще улыбнулась; с помощью такой улыбки ей удавалось уговорить клиентов поделиться с ней своими самыми сокровенными и мрачными тайнами.

– Вы говорите о девочке Подрезковой?

– Да. Я слышала, вы спрашивали о ней. – Женщина тряхнула седыми кудрями. – У бедняжки нет матери.

– Ее мать… умерла родами?

– Хуже. – Женщина-волонтер поджала губы.

Что может быть хуже смерти? Бритт покосилась на Алексея.

– Что с ней случилось?

– Сразу после родов взяла и ушла из больницы. Никому ни слова не сказала. Просто исчезла.

– Ой… – Бритт приложила руку к бешено бьющемуся сердцу. – Какой ужас! Может, у нее не было другого выхода? Хорошо, что она не бросила ребенка где-нибудь на улице…

Женщина фыркнула:

– Она могла бы отдать ее на удочерение по обычным каналам.

– А ребенок еще здесь?

– Девочка родилась недоношенной. – Женщина похлопала по своей сумке. – Я точно знаю. Я связала для нее шапочку. Я вяжу шапочки всех размеров, а этой малышке нужна была самая маленькая. А еще я их укачиваю… она просто милашка.

Бритт заметила, что во время этого разговора Алексей не тыкал ее в бок и не щипал.

– Девочка здесь давно?

– Около месяца. Ее уже можно выписывать, но куда она отправится без матери?

– Не сомневаюсь, ее удочерит хорошая семья.

Пока они ехали вниз, их соседка говорила о своем вязании и других новорожденных. Когда они расстались на парковке, Бритт повернулась к Алексею.

– Как по-твоему, что случилось?

Он приложил палец к губам:

– Подожди, пока мы сядем в машину.

Когда они подошли к машине, Бритт наконец выдохнула с облегчением.

Алексей усадил ее на пассажирское сиденье, а сам сел за руль.

– У нас получилось! Мы нашли ребенка Татьяны!

Он провел пальцами по рулевому колесу, но мотор заводить не стал.

– Не думаю, что Татьяна добровольно бросила девочку.

– Думаешь, из больницы ее забрали Белкины?

– Уверен. Возможно, они бы забрали и ребенка, если бы сумели перехитрить драконш медсестер.

Бритт вздрогнула.

– Слава богу, еще есть медсестры-драконши! Думаешь, они уже пытались выкрасть ребенка?

– Может быть, именно поэтому сестра так встревожилась, когда ты продемонстрировала интерес к младенцу с фамилией Подрезкова. А может, она собиралась вызвать полицию, чтобы тебя допросили. – Он погладил ее по бедру. – Извини, что щипал тебя. Именно этого я пытался избежать – допроса в полиции.

– Да, вот уж была бы катастрофа. – Бритт взялась за ремень безопасности. – По-моему, моей сестре что-то было известно о ребенке. Ты сам говоришь: если бы дело было только в торговле людьми и эскорт-услугах, Белкины бы как-нибудь выкрутились. В этом младенце что-то есть. Не может ли ребенок родиться с наркозависимостью? И беспокоило ли это Белкиных?

Ноздри у Алексея раздувались; он сдвинул брови над переносицей. Вдруг он резко выдернул ключи из замка зажигания.

– Бритт, выходи из машины!

– Почему? – Она машинально потянулась к дверце.

– Выходи! Машина сейчас взорвется!

Сила его голоса увеличила приток адреналина, и она толкнула дверцу. Дверца распахнулась. Она выскочила наружу. Алексей еще кричал, поэтому она отбежала от машины и стала махать двум людям, которые шли навстречу.

– Не подходите! – крикнула она, задыхаясь.

Она даже не услышала второго слова из-за оглушительного взрыва у нее за спиной. Взрывной волной ее отнесло на несколько шагов, и она упала, ударившись о бетонный пол, в голове у нее осталась одна мысль: «Алексей».

У Бритт звенело в ушах, но она еще слышала пронзительные крики женщины, стоявшей в нескольких шагах от нее. Она с трудом привстала. Голова кружилась. Пара, которая шла им навстречу, стояла на месте с бледными, застывшими от ужаса лицами. Бритт со стоном перевернулась, из-за сломанных ребер было трудно дышать – а может, все дело в наползавшем на нее едком дыме. Выбрался ли Алексей? Жив ли он?

Она зажмурилась, а когда открыла глаза, над ней возникло лицо Алексея. Всхлипывая, она позвала его по имени.