Мои колени вмиг размякли, в голове поплыло от беспощадно яркого видения, описанного им, и я покорно плюхнулась на край постели, откинулась на спину, вдохнув протяжно и глубоко, и прикрыла глаза, желая удержать, а совсем не прогнать бесстыдную картинку, как, наверное, следовало бы.

– Да, именно так! – практически промурлыкал Макс, словно мог прекрасно видеть меня. – Не могу перестать думать о тебе в той кровати, подо мной.

– Я тоже. – Господи, я это вслух произнесла?

Щеки вспыхнули, смущение и желание в равных долях заструились по моим венам, вместе создавая взрывоопасную смесь.

– Ты ведь намокла, только вошла туда? – Нет уж, вот этого я ему не скажу! – Признавайся-признавайся-признавайся, свет мой, потому что я реально протекаю, как мальчишка, стоит представить тебя там.

Божечки, я, похоже, растеряла весь свой ум и стала вконец развратной всего за одну ночь с ним, потому что под моими прикрытыми веками высветился самый настоящий фантом его великолепного члена, напряженного до предела, с вздувшимися венами, потемневшей и блестящей головкой и тягучей прозрачной каплей, медленно ползущей вниз, подчиняясь земной гравитации. Великолепного члена? Мамочка, роди меня обратно, кто эта женщина, в голове которой рождаются подобные картинки?!

– Ну же, я жду, – нажал голосом Макс. – Молчание тебя не спасет, я слышу, как ты дышишь. Я помню этот ритм и уже знаю, что он означает. Скажи, что хочешь меня прямо сейчас, так же, как это делаю я, и поймешь, насколько это на самом деле легко и приятно.

Легко? Да у меня полное онемение языка с тотальным пересыханием горла вкупе, никакие разговоры не будут сейчас легкими. И вообще, зачем мне говорить, если просто слушать его куда как лучше.

– Ты меня хочешь.

На этот раз не вопрос, а утверждение, и вот теперь я смогла выдавить придушенное «да», зачем-то еще и покивав для верности.

– Значит, с этим нужно срочно что-то делать. Я как-то слышал, что женщинам очень вредно перевозбуждаться и оставаться неудовлетворенными. От этого у них характер портится и недомогания всякие приключаются. А разве я могу допустить такое для своего самого ценного сотрудника.

– Ты издеваешься? Если это шутка, то дурацкая.

– Ну какие шутки в столь жизненно важных вопросах, девочка моя!

– Ты бог знает где! – ощутив нарастание возмущения, приподнялась на локтях и огляделась. Что я, черт возьми, вообще делаю?

– И? Как это нам может помешать? – с вкрадчивой усмешкой в голосе спросил мой личный истязатель.

– Не вижу смысла даже отвечать на этот вопрос.

– И правильно, чего болтать попусту, время ведь не резиновое, – хмыкнул он и отключился.

Я несколько секунд растерянно лупала глазами в погасший экран, недоумевая, что же это было, и тут телефон зашелся в мелодии уже видеовызова. Опять Макс.

– Надо же, я угадал, на тебе такая замечательная блузка, – расплылся он в довольной улыбке, стоило мне только ответить. – Это очень-очень удачно, потому что ты сейчас медленно – но не слишком – расстегнешь все эти миленькие пуговки одну за другой и покажешь мне свою роскошную грудь.

– Я не буду эт…

– Верхняя пуговица, сейчас же, свет мой! И не вздумай отвернуть телефон, я не намерен ничего пропустить.

Нет, я реально-абсолютно-точно чокнулась, потому что вместо того, чтобы отказаться и послать его куда подальше с этим приказами, послушно стала расстегивать дрожащими непослушными пальцами одежду, подчиняясь его «еще одну, и еще», произносимыми все более грубеющим голосом.

– Твою же ж… – рвано выдохнул мой озабоченный шеф, и у меня внизу живота скрутился тугой горячий узел. – Как же я тащусь от твоих… твоей груди. Опусти кружево, мне нужно видеть соски.

Не желаю видеть, а именно нужно, какая вроде разница, а я от этого чуть не задохнулась от стыда и возбуждения. Не буду этого делать, не буду… Буду!

– Уже торчат. – Глаза Макса потемнели и подернулись мрачновато-голодной поволокой. – Погладь их, погладь сначала чуть-чуть, как я касался их языком, пробуя на вкус… – Телефон в моей руке затрясся, едва я обвела одну из вершин.

Да, всю эту развратную работу выполняла моя рука, но ощущение-то было, что это на самом деле бессовестный директорский рот заставляет меня ерзать и увлажняться все сильнее. Быть этого не может, этого не происходит, ведь правда? Нет, не правда!

– Сожми грудь… тш-ш-ш… слегка, нежно, с моими девочками нельзя грубо обращаться, – глухо пробормотал Макс, а я… так и сделала. И мой позвоночник прострелило, стона было уже не удержать.

– Да-да, все так! Теперь прочь юбку и белье!

– Ма-а-акс! – жалобно взмолилась я, но в ответ лишь заработала требовательное «немедленно!»

– Можешь положить телефон, но только на пару секунд, и поторопись!

Стаскивая одежду, я, наверное, в тысячу первый раз спрашивала себя, почему не прерву это безумие, почему продолжаю, как марионетка, следовать его указаниям.

– Опусти руку между ног, погладь себя, как будто это я. – Перед моими глазами заплясали разноцветные пятна, а уровень смущения уже давно взлетел до запредельного, как и вожделение, что теперь, похоже, вовек останутся во мне переплетены теснее некуда. – Покажи мне пальцы!

Я поднесла к экрану скользкие влажные пальцы, и вот тогда в голос застонал уже Шереметьев.

– Сейчас ты станешь ласкать себя и кончишь, и ни на секунду не спрячешь от меня свое лицо! Слышишь меня? Смотри на меня!

– Да! – выдохнула я, уже и сама больше всего нуждаясь в продолжении и освобождении от того напряжения, что он сотворил между нами и во мне. – А ты?

– Что я, девочка моя?

– Ты тоже… ласкаешь себя? – Слова одновременно царапали мое горло и лились тягучей сладостью.

– Солнышко, ласкают себя только женщины, а у мужиков это называется дрочить, – рассмеялся Макс невыносимо порочно, лишая меня дыхания своим бесстыдством, а потом и тягучим, словно болезненным стоном, что говорил о происходящем красноречивее любых слов. – И да, это я сейчас и делаю. И моей выдержки осталось совсем мало, так что хватит разговоров, девочка моя, я хочу твои стоны и крики!

Отпустив и себя, и сумасшедшую ситуацию в целом, я просто последовала в пространство безграничного кайфа, куда меня утаскивал повелительный шепот демона-искусителя, и взлетела в таком оргазме, что еще долго только и могла, что, содрогаясь всем телом, ничего не видя перед собой, слушать, как Макс догнал меня, подарив своим низким финальным рыком моему экстазу серию новых мучительно-сладких внутренних спазмов.

Божечки, как же я попала и попалась!

– Только не трогай Мартина пока. Он на самом деле не так уж и плох. Да и не особо-то и накосячил.

– Угу.