– Он вчера все боялся, как бы не проспать...

Мы смотрели на Малыша. Молчали.

Лицо его снова страшно дернулось. Должно быть, он попытался улыбнуться...

Малыш с Зинаидой приехали в Одессу еще раз. Через три года. Летом.

Много чего навертелось за это время. Полинял, притих Барон. Не все сменили отношение к нему, дружки, из самых близких, остались. Пляжники порой вспоминали историю с Малыш ом. С грустью. Но время шло, и вспоминали все реже.

Они появились к концу дня. В таких же ярких немодных одеждах. Возникли вверху, в самом начале лестницы. Зинаида смущенно сияла пухлыми щеками. Малыш, такой же стриженый, лопоухий, сдержанно по-пролетарски щурил в усмешке глаза.

...Много чего наслучалось за эти три года, много чего насмотрелись...

Но когда эта парочка, улыбчивая, довольная, спускалась по лестнице, приближалась... Надо было видеть наши физиономии!..

Очень не хочется разочаровывать читателя, но придется. О мафии в мире карт того времени можно говорить с большой натяжкой. Не было ее, почти не было. Как, впрочем, и мафии вообще.

Нормальная профессиональная взаимовыручка, конечно, имела место. Но взаимопомощь, поддержка – общечеловеческие понятия. При чем тут мафия?

Если собираешься на гастроли в другой город, разумеется, запасаешься рекомендациями для тамошних «катал». Встретят, подсобят в игру войти, в случае чего – подстрахуют, то ли от своих, то ли от милиции отмажут.

Если к тебе от своих людей обратятся, разве ж не поможешь? И необязательно – за плату. Хотя те, кому гостеприимство оказал, наверняка долю выделят. И человечностью отплатят.

Негласные законы взаимовыручки существовали.

Как-то в Ч. присосался к игровой точке – часовой мастерской.

Хозяин – часовщик, невзрачный старикашка – клиентов имел немного, но пристроил к мастерской флигелек. Игра шла круглосуточно. Публика разная забредала, не бог весть какого уровня, но среднеденежная. И неискушенная.

Щипал ее помаленьку. Не шибко заботясь о том, как бы меня до времени не опознали.

Позаботиться не помешало бы. Опознать не опознали, но обеспокоились. Это заметил я поздно, в очередной игре. Трое азиатов-мандаринщиков, завсегдатаев мастерской, спустив наличные, вышли из игры. Но остались за спинами среди других многочисленных болельщиков.

Чувствую спиной, затылком: не та атмосфера. Флюиды опасности улавливаю. Кошусь, даже не кошусь – периферическим зрением замечаю, азиаты – то шепчутся, то выразительно зыркают друг на друга глазами – явно замышляют гадость. Понимаю, здесь – воздержатся, но когда выйду...

И обратиться не к кому. Каждый – и играющий, и болельщик – обиду на меня затаил. Справедливую обиду.

Играю. С оттенком паники в душе. Судорожно ищу выход. И использую явно бессмысленный шанс...

Когда-то Маэстро для общего развития преподал мне несколько международных «маяков». Универсальных сигналов, понятных всемирному братству аферистов.

К уроку я отнесся с иронией. Любопытно, конечно, было, но понимал: мне это ни к чему. Да и наверняка те, кто о «маяках» знает, перевелись. Уцелевшие экспонаты можно не учитывать.

Тут вдруг вспомнил урок. Не потому, что верил в шанс, а больше ничего не оставалось. Послал «маяк», означающий: «Помоги». И по сторонам взглядом. Никакой реакции.

И вдруг... Поначалу решил – это случайность, что хозяин-часовщик случайно ответный жест выдал. Обалдело смотрю – повторяет. «Маяк», означающий: «Отвали, я – сам». И, чуть погодя, в игру просится. Пустили, уважили старика. Я ему весь выигрыш и сплавил.

Азиаты шушукаться перестали, растерянно наблюдали за тем, как их денежки к хозяину перекочевывают. Кому я уже без денег был нужен?..

Вот тебе и экспонат.

Добычу со стариком поделили, конечно. Он выговор сделал: попадая в новую точку «воспитанный катала» представляется хозяину. Неприятно ему было меня, никого ни во что не ставящего, наблюдать. Посчитал выскочкой. Но когда мой «маяк» увидел – оттаял. Мало кто теперь их знает. Времена не те. Люди друг дружке помогать перестали.

С этим я согласился лишь отчасти.

Случалось, помогали и те, от кого поддержки ждать не следовало. Например, в прошлом обыгранные начальники, милиционеры. Странно, но если расставался с жертвами по-людски, без хамства, то те считали тебя своим – представителем единого клана одержимых картежников. И при случае помогали.

Но правильнее было рассчитывать на своих. Профессионалов.

Своих, к кому можно было в случае чего обратиться, слава богу, по всему Союзу хватало. Только надо было, чтобы тебя знали или знали, кто за тобой.

С теми, кто за мной, мне повезло. Как-то сразу, почти с начала карьеры.

Первым обратил внимание мастер Шахматист. Он был уже немолод, известен, уважаем, В юности корешевал с отцом Шурика.

– Сколько раз ты мне на колени напруживал, – поминал бугаю Шурику.

Шурик нас и познакомил. За знакомством ничего не последовало: Шахматист и к Шурику, и ко мне, его приятелю, относился как к ссыкунам.

Пока мы с ним не встретились у Рыжего, и последний привычно пожелал «приколоться» над уважаемым каталой.

– А, шпиливой! – это он случайно забредшему Шахматисту, своему давнему дружку. – Мы детеныша подобрали. Такое с колодой творит! Хочешь глянуть?

Шахматист без энтузиазма согласился глянуть...

В это же время в Одессе объявился Витька Барии, только освободившийся, отмотавший «восьмерик» «катала». До этого жил где-то в Донецке, у нас его и не знали. Объявился фамильярно: прибился к пляжнякам, вечером со всеми забрел в ресторан.

Там его, как новенького, приняв за фраера, и выдернули Стрелочник с Глухим. На ночную игру договорились. Многие в долю просились – не взяли. Сослались на финансовые сложности.

Наутро оснований для ссылки имели значительно больше. Барин обыграл тандем. Чем ввел остальную игровую братию в замешательство.

Вот на Барина мне Шахматист и указал, когда в ближайшее время мы вместе оказались в том же ресторане:

– Цепляй его.

– Какой смысл? Не подарок же. Стрелочника с Глухим...

– Цепляй, говорю. Слушай старших.

Я и цепанул. И обыграл. Ненамного – на тыщонку за ночь. Но по тем временам и в связи с репутацией новенького...

После экзамена Шахматист и представил меня человеку, которого можно считать Крестным отцом одесских «катал».

Это было в парке, в том самом, где Маэстро обыграл когда-то азера.

Голосом тихим, нежным почти, манерами мягкими, авторитетом Крестный отец очень походил на своего прототипа из одноименного фильма. Внешность совершенно неприметная: скользнешь взглядом и не споткнешься. Если, конечно, не блеснет, не ослепит огромным бриллиантом перстень.