– У вас имеются сомнения, Михаил Андреевич, что наступление Красной Армии задерживается? – осторожно спросил комиссар отряда.

– Да, такие сомнения есть. Общую обстановку на фронте мы не знаем. Пока немецкому командованию не до нас. Но полторы тысячи вооруженных людей они у себя в тылу не оставят. Обстрел уже ведется, и он наверняка усилится. Подтянут тяжелую артиллерию, хорошо отбомбятся, и через сутки мы мало на что будем способны.

Начальник артиллерии, подполковник лет пятидесяти, тоже высказался за отход. Снимая и вновь надевая круглые очки, он заявил, что у него в настоящее время имеется полноценный дивизион, около двадцати орудий.

– Правда, пушки трех калибров, но это неважно. Мы способны вечером поставить заградительный огонь, затем вывезти полевую артиллерию, а тяжелые гаубицы взорвать.

Подполковник говорил не спеша, перечислял количество снарядов, лошадей, приводил еще какие-то аргументы. Не выдержав, его оборвал командир полка.

– Достаточно. Все ясно. Предложение товарища комиссара мне кажется наиболее разумным. Крепкая оборона, удары из всего оружия, если надо, контр атаки, а когда понадобится, нанесем встречный удар в помощь наступающим частям Красной Армии.

Комиссар из молодых выдвиженцев недавно прибыл с учебы на высших политических курсах. Грамотный, вполне подготовленный политработник, он и сам не заметил, когда здравый смысл сменился в нем крепко вдолбленными истинами.

Красная Армия велика, могуча и непобедима. О повальном отступлении не может быть и речи. Уводить в неизвестность вооруженный полк – значит потерять веру в свою армию, усилить панические разговоры таких вот замшелых особистов и комбатов, не видящих дальше своего носа.

Окончательное решение сформировалось, когда на совещании появился молодой, туго затянутый в ремни капитан. Четко, по-уставному, он доложил, что прибыл саперный батальон. В наличии триста пятнадцать бойцов и командиров, двадцать повозок с имуществом, оружие – винтовки и наганы.

– Имеется также двести килограммов тротила, – молодецки рапортовал капитан, чувствуя себя в центре внимания больших командиров. – Бикфордов шнур, взрыватели, дымовые шашки. Люди, правда, немного устали, отдохнуть бы, и готовы выполнить любой приказ.

– Вот, вот, – не находил нужных слов комиссар. – Двести килограммов взрывчатки, гору можно свернуть. Три сотни свежих бойцов. Отдохнут пару-тройку часов и начнут укреплять периметр. Шанцевый инструмент в наличии?

– А как же, товарищ комиссар!

Прибытие саперного батальона поставило точку на обсуждении. Правда, Зимин не оставил своего скепсиса и, выбрав момент, спросил бравого капитана:

– Так у тебя лишь винтовки?

– Еще наганы.

– И ни одного пулемета?

– Не предусмотрено по штату.

– И патронов, наверное, кот наплакал.

– Ну и что? – изобразил удивление сапер. – На первый бой хватит.

– А на второй? Горы взрывать будешь? Мог бы и запастись.

– У меня ребята орлы! Перевернут и горы.

– Ну-ну, – только и вздохнул Григорий Пантелеевич Зимин.

* * *

Трудно принимать решения в сложной обстановке. Комиссар всего несколько дней назад наблюдал учения танковой бригады. Около сотни машин, в том числе новейшие Т-34 и КВ-1, преодолевали преграды, высаживали десант, уничтожали макеты вражеских танков, пушек и бревенчатые укрепления.

Легкие Т-26 и БТ-7 поражали своей скоростью, мчались по воде и кочковатому полю, дружно разворачивались, вели огонь из небольших, но скорострельных 45-миллиметровых орудий.

– Натиск, мощь, огонь, – оживленно жестикулировал на дружеском ужине молодой комбриг с орденом Красного Знамени. – И таких бригад у нас не одна и не две. Мехкорпуса развернуты. Ударим, в случае чего, брызги полетят.

Крепкий кулак впечатался в стол, задребезжали бутылки и стаканы. Засмеялись женщины-врачи и медсестры, украшение ужина. Одна из них с интересом посматривала на молодого комиссара в таком высоком звании.

– Мы тоже не подкачаем, – громко провозглашал комиссар и чокался с красивой хирургической сестрой, которую он затем провожал и провел с ней ночь.

Где она сейчас? Жива ли? Комиссар обходил позиции в сопровождении майора-особиста и адъютанта. Ночь была относительно тихой. Лишь изредка взлетали ракеты, раздавались отдаленные пулеметные очереди.

Тогда, в самом начале войны, наши командиры не знали, что немцы без крайней нужды не воюют ночью. Предпочитали наносить подготовленные удары при дневном свете, когда четко наблюдается взаимодействие всех родов наступавших войск.

Начальника особого отдела майора Лескова тревожила тишина. За свои пятьдесят лет Михаил Андреевич достаточно повоевал начиная с Гражданской войны, выполнял задания в Китае, два года провел в Испании. Лесков воспринял тишину как враждебное живое существо, готовое ударить исподтишка.

– Тихо… Звезды какие яркие, – сказал комиссар.

– Горы, прозрачный воздух. А артиллерия у немцев что-то молчит.

Спустя десяток минут в ночи вдруг застучали пулеметы, потянулись трассы светящихся пуль. На северо-востоке ракеты взлетали одна за другой. Раздавались хлопки винтовочных выстрелов, гранатные разрывы.

– Кто-то воюет… на прорыв идет, – проговорил майор-особист.

Слово «прорыв» комиссар словно не услышал, а насчет боя заметил, что им завтра тоже предстоит воевать.

– Всем войны хватит, – снисходя к чьей-то ненужной активности, благодушно рассуждал комиссар.

Мимо прошмыгнули несколько человек. Шли быстро. Когда адъютант с автоматом наперевес кинулся вслед, они уже исчезли в кустах.

– Везде находятся крысы, – сменил благодушие на строгость комиссар. – Надо усилить патрули.

Но усиленные патрули удержать беглецов не могли. Утром Николай Мальцев увидел, что окопы справа от них пустые. Сбивая густую росу, подошел к сержанту и красноармейцу, сидящим возле «максима» с заправленной лентой.

– Где остальные?

– Четверо местных еще ночью ушли и молодого сманили. Обещали невесту найти, а здесь, мол, все равно пропадать.

– А вам невест не обещали? – насмешливо спросил Мальцев.

– Я женатый, – подумав, ответил сержант. – Под Ярославлем живу, чего мне здесь искать? Пулемет, опять-таки, казенное имущество, его бросать нельзя.

– А ты? – обратился Николай ко второму номеру.

– Я с дядей Иваном остался. Присягу все же принимал.

– Чего же ты, дядя Иван, дезертиров не остановил?

Вопрос был пустой, можно было и не спрашивать.

– У них винтовки и штыки. Если бы пикнул, сразу бы припороли. Зачем вообще западников призывали? Думали, они за наши колхозы воевать кинутся? Из трехлинеек нам же в спину стрелять станут.