1-я подсказка: левое запястье

Черная роза с шипами

2-я подсказка: правое предплечье

Двуликий Янус

3-я подсказка: живот

Башенные часы со стрелками на трех часах

4-я подсказка: левое плечо Гроб с четырьмя крестами

6-я подсказка: внутренняя сторона правой икры

MörDer

7-я подсказка: левое бедро

Hell7

10-я подсказка: правое предплечье

Х

– Но откуда ты знаешь, что эти часы зеркально перевернуты? – спросил Кржистоф. – Сколько в Германии башен с часами?

– Такая только одна. И она стоит в Швейцарии, – ответил Снейдер. – Это Цитглогге, часовая башня в исторической части Берна.

Берн!

Сабина вытащили из кармана мобильный.

– Бьюсь об заклад, у швейцарского телефонного номера, который я до этого набирала, код Берна.

Спустя несколько минут они стояли в смотровой комнате для допросов 2В. К тому времени туда уже занесли кровать с матрасом и третий стул. Никаких книг, газет, радио или настенных часов. На монахине была серая арестантская одежда, ее длинные седые волосы были вымыты, распущены и ниспадали на плечи. Женщина сидела с чашкой кофе, уставившись на зеркало, словно могла проникнуть сквозь него своим суровым взглядом.

Возможно, она многократная убийца, но за то, что мы делаем с этой женщиной, – подумала Сабина, – нас точно не наградят Нобелевской премией за любовь к ближнему. И, судя по выражению лица Тины, ее коллега думала примерно то же самое.

Казалось, только Кржистофа снейдеровская спартанская тактика истощения оставляла равнодушным. Видимо, в тюрьме он сам частенько сидел в одиночных камерах, поэтому этот вид его не шокировал.

– Ни одного слова, никаких вопросов или жалоб, – отчитался техник, который сидел перед мониторами. – Только ночью она три раза ходила в туалет в сопровождении двух сотрудниц.

В этот момент распахнулась дверь. Вошел Дирк ван Нистельрой с двумя телохранителями, которые, правда, держались на некотором расстоянии, не привлекая к себе внимания. Не здороваясь, президент протянул Снейдеру папку.

– Результаты гинекологического обследования – черт побери, если пресса об этом узнает, нам конец. – Он бросил Сабине предостерегающий взгляд, который она пыталась игнорировать, хотя внутри у нее все сжалось.

Пока все более или менее приемлемо.

– Это именно то, чего она хочет, – контакт с прессой, – ответил Снейдер. – Но такого одолжения я ей не сделаю.

Тебе самому это тоже некстати! Сабина знала, что Снейдер не мог спокойно и сконцентрированно работать, когда идиоты от прессы, репортеры и фотографы, преследовали его по пятам. Никто из них не мог. К тому же шумиха только спугнет всех людей, за которыми охотилась монахиня – а в конечном счете и они.

Снейдер раскрыл отчет и пробежал глазами первые строки. Его лицо просветлело.

– Чисто сработано.

Кржистоф подошел ближе.

– Что? Посмотрите-ка, наша монашка была беременна.

– Да, она родила ребенка, – пояснил ван Нистельрой.

– Как мы знаем, она рано овдовела. Может, ребенок умер, и поэтому она стала монахиней, – вслух размышляла Сабина. – Это даже сходится.

– Нет, не сходится, – возразил Снейдер. – В двадцать четыре она овдовела, в двадцать пять ушла в монастырь, но врачи пришли к единому мнению, что на момент родов ей было между двадцатью восемью и тридцатью годами, значит, она уже минимум три года жила в монастыре. – Он поднял глаза. – Проклятье!

– Что также может указывать на сексуальное насилие в монастыре, – заявила Тина.

– Возможно, – пробормотал Снейдер. – Кроме этого врачебного заключения, нет никаких документов о возможном ребенке.

– Может, мертворожденный? – предположила Сабина. – На какой части тела находится татуировка с часовой башней?

– На животе, – ответил Снейдер.

В комнате ненадолго воцарилась тишина.

– «Ищите детей…» – задумчиво процитировал Кржистоф.

Все обернулись к нему.

Кржистоф пожал плечами.

– Это сказал отец Януса перед смертью, – напомнил он.

Снейдер рассеянно кивнул.

– Да, и он говорил не об одном ребенке, а о многих…

Ван Нистельрой, который все это время молча слушал, подошел к стеклу, положил на него руку и заглянул в камеру.

– Что бы это дерьмо ни означало – выясните все. И ради бога, предотвратите следующие убийства.

Снейдер подошел к нему, и, словно в безмолвной беседе, оба бросили немые взгляды на монахиню.

– Мы над этим работаем.

– Какие у нас шансы? – прошептал ван Нистельрой.

Снейдер сунул руки в карманы брюк и скривился.

– Я был всегда убежден в одном: мужчина, который никогда не учился в школе, стащит в купе сумочку. Если он закончил школу, то обворует всех пассажиров вагона, а имея университетское образование, вероятно, украдет весь поезд. – Он сделал паузу. – А вот что с женщиной, которая большую часть своей жизни провела в монастыре и следовала своей вере? Для меня это новая территория.

– Для меня тоже, – поддержал его ван Нистельрой. – И что ты сейчас будешь делать?

Снейдер повернулся к Сабине:

– Выясним, насколько сильна ее вера.

Сабина зашла за Снейдером в комнату для допросов и закрыла дверь. Тина и Кржистоф остались снаружи, где могли следить за разговором через стекло и динамик.

Монахиня выглядела удивленной. Очевидно, она не рассчитывала на столь ранний визит.

Не здороваясь, Снейдер подсел к ней за стол и отодвинул в сторону ее чашку кофе.

В следующий момент лицо Магдалены Энгельман изменилось. Она с ненавистью уставилась на Снейдера. От непоколебимого спокойствия, которое она излучала еще два дня назад в фойе здания БКА, ничего не осталось. Почти сорок восемь часов одиночного заключения сделали ее другим человеком – как внешне, так и внутренне.

– Вчера меня насильно вымыли, – холодно проговорила она. – И у меня все отобрали.

Снейдер спокойно воспринял этот упрек.

– Мы должны были обследовать вас на предмет вшей, болезней и повреждений. Это обычная процедура для заключенных, иначе они наговаривают на нас и подают в суд на БКА.

– При этом ваши коллеги не очень церемонились со мной, – выдавила она.