— Только я. Лихой в лесу остался.

— Ясно, — Тома садится в кресле-качалке, закидывает ногу на ногу.

Вся из себя гордая — обижена на меня. Извинений ждёт, наверное. Хер знает, как извиняться. Не, я не совсем дебил, слово «прости» знаю, но что-то подсказывает, не сканает оно в этот раз.

— Мурк, не злись, — встаю на колени у кресла, обхватываю хрупкие лодыжки девочки пальцами.

Глажу нежную кожу и в глаза ей смотрю. Слов в голове ноль, гул один.

А кошка-то понимает, что с ней дикий зверь сделать хочет, и улыбается едва заметно. Но я не могу понять смысл её улыбки. Хочет мурка потрахаться или не хочет? В плане намёков я по пояс деревянный. Они для меня хуже кроссвордов.

— От тебя мокрыми пёсиками пахнет, — девочка упирается пяткой мне в плечо — отталкивает и морщит носик.

Пёсиками мокрыми, значит?!

Рыкнув, я кусаю аккуратные пальчики на девичьей ступне и… оставляю мурку в одиночестве. Пру в баню, на ходу с себя футболку стаскиваю. Сейчас намоюсь и с чистыми яйцами на второй заход пойду — не отвертится. Выливаю себе на голову ведро прохладной воды и мылюсь куском хозяйственного мыла. Не одеколон, конечно, но и не «мокрые пёсики».

На всё уходит не больше десяти минут. Готов! Я выхожу на улицу в чём мать родила — стояк на месте. Мурка шуршит у стола — посуду чистую собирает. Я иду к ней, двигаясь тихо, чтобы не повернулась раньше времени. Я, мать её, добычу в лесу с таким азартом не преследую, как эту кошку сейчас.

— У-уй! С ума сошёл?!

Мурка не ждала коварного захвата сзади, но и я не ожидал, что она так звонко завопит. Пара выскальзывает у меня из лап и сигает на стол — посуда летит на деревянный настил, таз с водой туда же.

— Иди сюда, мурк, — маню девочку пальцем.

Она спрыгивает на доски и хватается за алюминиевый ковшик — страшное оружие против оборотня. Смешно.

— Сейчас приду — пожалеешь, — грозит мне посудиной.

Нас разделяет только стол, который я одной рукой могу поднять и выкинуть за ограду. Но тогда не будет веселья. Моя звериная натура рычит и беснуется от нетерпения. Желанная сладкая добыча близко, но процесс важен.

— Я тебя хочу, мурка, иди ко мне, — хриплю и берусь за край стола.

— Ты наказан, — строгим учительским тоном выдаёт Тамара.

— Я больше не буду, — отклячиваю нижнюю губу.

— Дурак, прости хоспади, — хрюкнув, швыряет в меня ковшик.

Мимо! А теперь понеслась родная!

Беготня вокруг стола с препятствиями в виде валяющейся посуды мурку веселит, мне тоже не скучно. Девочка визжит и скачет не хуже косули.

— Тихо! — останавливаюсь и прижимаю указательный палец к губам. — Светку разбудишь.

— Нет Светы, — тяжело дыша, выдаёт Тамара, — она в город уеха… Ой… — до девочки доходит, что теперь меня точно ничего не остановит.

— Всё, допрыгалась, — плотоядно улыбаюсь.

Стол отправляется туда, куда ему давно пора — к чёртовой матери, а мурка не успевает слинять. Обезоружена, схвачена, но не сломлена:

— Я серьёзно говорю — ты наказан, — всё тот же учительский тон, только ножками мой торс обнимает и ручками крепко за плечи держится.

Как-то у вас, мадам, слова и дела расходятся. Но я виноват и, похоже, пора извиняться.

— Мурк, да понял я всё, — держу её под кругленькую попку.

— Да? Тогда расскажи, что понял.

— Твою мать… — хриплю сдавленно и ставлю пару на землю.

Голый с торчащим членом буду извиняться. Не делом — словом. В красноречии я и так не силён, а тут ещё и кровь вся ушла к нижней голове. Котелок не варит.

Стою невесёлый в позе футболиста, готового принять пенальти в «стенке»:

— Короче, я не хотел. То есть хотел, но не так. Я за базар всегда отвечаю, но ты в натуре, мурк! — возмущаюсь собственным мыслям, которые словами выразить не могу. — Чо ты как эта, ё-моё! — получается, что я не извиняюсь, а ору на девочку. — Щас, погоди, — отхожу в сторону.

Я аж вспотел, сука! В башке миллиард мыслей — все чёткие, но язык ватный, и за грудиной опять давит. Я с этой козой точно в гроб лягу раньше времени.

— Забей, — вздыхает мурка.

— Ни хера! — теперь извинения — дело принципа. — Лёха сказал, что я тебя заботой душу. Так ты это самое… Прямо скажи — Горыныч, не души, и я не буду душить. Гадом буду — не буду!

Тамара ладошкой ротик прикрывает и всхлипывает, а я понять не могу плакать она собралась или смеяться. Не, а чо? Может, мои слова её за душу задели?

— Ой, я не могу-у-у! — девочка заходится в заразительном хохоте.

* * *

Больше никогда в жизни не возьмусь наказывать Горыныча. Его извинения — это нечто! Не сдержалась я — расхохоталась, а Игорь из-за этого надулся. Трусы нацепил и в кресло-качалку уселся. Сидит с умным видом, книгу Светкину читает, а на меня ноль внимания. Уже минут двадцать так. Брутальный волосатый мужик с очень тонкой душевной организацией.

— Интересная история? — подхожу к обиженному Бете.

— Хрень какая-то, — признаётся честно, но продолжает месить глазами строчки.

Хрень, да. Я этот роман читала.

— Брось каку, — не без труда вытаскиваю бульварное чтиво из лапы зверя и сажусь ему на колени.

— Может, прочитаю и умнее стану, — ворчит Бета.

— Ты не глупый, — осторожно касаюсь пальцами колючей щетины на его щеке, — и заботу твою я ценю.

— Правда? — Горыныч смотрит на меня с недоверием и надеждой одновременно.

— Правда, — ложусь на волка, прижимаюсь щекой к горячей груди. — Но между заботой и золотой клеткой тонкая грань.

— Ничо не понял, — он вздыхает и стискивает меня в объятиях.

Сердце у зверя стучит неровно — частые удары сбиваются с ритма, а то вообще пропадают на несколько мгновений. Игорь вида не подаёт, но переживает сильно.

— Ты мне нужен, — от волнения у меня перехватывает горло, и слова звучат едва слышным шёпотом. — Очень-очень нужен… Только не заставляй меня делать то, чего я не хочу. Договорились? — поднимаю голову, и мы с Горынычем встречаемся взглядами.

В жёлто-зелёных глазах хищника целый океан нежности. Боже мой, как этот волчара умеет посмотреть на женщину! На меня. Пусть у Игоря не самый богатый словарный запас, зато сердце доброе. Это дорогого стоит.

— Договорились, — мурлычет котом. — Сейчас что хочешь?

В вежливом вопросе Горыныча нет намёка на пошлость. Возможно, впервые за время наших отношений он серьёзно решил узнать, чего я хочу. Вот ведь конфуз… Потому что хочу я сейчас хорошего жаркого секса.

— Угадай, — шепчу ему в губы.