— Да какие интересы, ёп?! — Горыныч лезет в бутылку. — Как по мне, так пусть закрывают эту лабораторию, — ловит упрёк во взгляде Тамары. — На хер такая работа не нужна, — ворчит тихо.

— Стаж… — Тома приводит не самый уверенный аргумент. — Ладно, не в стаже дело, — признаётся со вздохом. — Не хочу из профессии вылететь. И так из хирурга в лаборанта превратилась. А дальше? Не найду я сейчас другую работу по профилю, понимаешь? — глядит на Горыныча.

Горыныч всё понимает. Но по-своему. В его реальности сложное — просто, без оттенков и нюансов. Он привык так жить и считает, что остальные тоже могут.

— Не забивай голову, — притягиваю Тому к себе за талию. — Вован не станет покупать здание, и твоему начальству окажется нечем заплатить кабинетным крысам, чтобы тихо прикрыть лабораторию. Завтра всё станет, как раньше, — целую девочку в нежные губки. — Нравится работать — работай. Мы не против.

— За себя говори, — Игорёха выходит из машины и пристраивается к Томе сзади. — Мурк, если что купить надо, ты скажи — всё будет.

Тамара шепчет мне в губы своё коронное «прости хоспади».

У мурки нашей деньги Иваныча в заначке — сумма приличная, и мы не лохи. Томе достаточно пальцами щёлкнуть — всё достанем. Она это знает. Ну или догадывается — факт.

— К Свете пойду зайду, — девочка освобождается из плена наших с Игорёхой рук.

«Плен» тут самое подходящее слово. Горыныч упорно пытается взять Тамару в оборот и плевал он, что ей это не нравится. Бедная Тома даже к ноющей Светке готова от нас смыться. Далеко пойдёт Игорёха, домостроец херов.

— Я с тобой, — Игорь мылит лыжи увязаться за муркой.

Тамара делает большие глаза и набирает воздуха в грудь — сейчас рванёт. Пока не случилось страшное, я по-мужски жёстко беру шею брата-Беты в замок и силой ограничиваю его телодвижения.

— Иди, Тома, мы здесь подождём, — киваю на дверь подъезда.

Девочка сдувается, как воздушный шарик и, гордо вздёрнув носик, топает в гости.

— Ничо, что в той хате мужик живёт? — Горыныч выворачивается из захвата. — По словам Светки — беспредельщик.

По словам той же Светки, у мужика три работы. Ясен пень — в будний день в десять утра его нет дома. Но у Игорёхи клинит фазу и логикой его не проймёшь.

— Покури, — не прошу — приказываю. — И заткнись уже, — добавляю зло.

Тоном моим Горыныч явно недоволен, но спорить не решается — стоит в стороне, сигарету подкуривает.

— Заткнулся, — выдыхает дым. — Легче стало?

— У тебя, братишка, совсем крышу повело, — сажусь на капот девятки, смотрю мимо Игоря вдаль. — Кормишь Тамару с ложки, купаешь, одеваешь, а теперь ещё и решаешь, чем ей по жизни заниматься. Ещё немного, и ты нашу пару задушишь заботой.

— Нормально у меня всё с муркой. Ей нравится моя забота, — Игорь нервничает, его мои слова задевают. — А ты тупо мне завидуешь.

— Ты реально не понимаешь, да? — перевожу взгляд на Горыныча. — Тома воспринимает нас с тобой как одно целое. Как одного мужика. Вкуриваешь, о чём я?

— Мне похер, о чём ты, — огрызается Игорёха.

— Включи мозг, если не хочешь, чтобы она нас обоих послала в далёкое путешествие.

— Валить надо, — неожиданно выдаёт Игорь. — Домой, к стае. Там мурке хорошо будет.

За словами Беты снова чистый эгоизм. Он никогда домой не рвался, а тут припёрло. Ради мурки, говорит. Ну-ну. В стае Тамара под присмотром, на виду будет и ни один волк не посмеет даже мысль похабную подумать про нашу самку. Вот и весь расклад.

— Через плечо Тому перевалишь и понесёшь в наш мир? — ухмыляюсь.

— Слышь, брат, — Игорёха щелчком отправляет бычок в урну, — а не ты ли мне на это добро дал?

— Я сказал — посмотрим, а не дал добро. И вообще этот базар случился до того, как мы Тому заклеймили. Не спросив её согласия…

— Ни хрена какой благородный! Не надо было пасть раскрывать, когда я мурку парой делал!

— Если бы у меня сейчас была возможность отмотать назад, я бы не стал кусать девочку, — говорю на полном серьёзе.

— Чо так? — Горыныч чует подвох.

А нет подвоха.

— Сама бы выбрала.

— Меня, — Игорь щурится — с вызовом смотрит.

— Не факт.

Считаю, базар исчерпан. Я слажу с капота и иду в машину, оставляя Игорёху наедине с шальной мыслью.

* * *

На пятый этаж да без лифта в состоянии близкому к коме — шикарно!

Ночь с оборотнями меня конкретно подкосила, а эпопея у лаборатории добила. Если бы не Игорь, сейчас бы уже домой ехала, чтобы лечь баиньки. Но нет ведь — завёлся, фиг остановишь. Посижу у Светика полчаса, пусть Горыныч выдохнет. И вообще, многовато мне мужского внимания — воздуха не хватает. Я к такому не привыкла.

Добираюсь до двери Светкиной квартиры, и в подъезд выходит её сестра. В лицо её помню, а как зовут забыла.

— Здрасьте, — выдыхаю, держась за перилла. — Я к Свете. Можно?

— Ты эта… напарница её из лаборатории, да?

— Ага, Тамара.

— Заходи, — открывает передо мной дверь. — Света-а, к тебе пришли! — орёт. — А я ушла!

Разуваюсь в прихожей под всхлипы Светки в кухне. Походу, истерика продолжается. Честно сказать, я с напарницы в шоке. Она не из тех девочек, которые ревут по поводу и без него. Про сестру-фурию и её мужа беспредельщика я наслышана от Светика, но сама она тоже не подарок: за своё кусается — дай боже каждому. А тут — слёзы, сопли, дрожь. Как-то не очень верится, что Света позволит сестре её из хаты выгнать.

— Светик, что ты так убиваешься? — захожу в кухню, обнимаю рыдающую подругу. — Успокойся уже.

— Ты чего пришла? — она далека от душевного равновесия.

— Мужики надоели, — признаюсь честно. — Можно я у тебя немного посижу? Отдохну от них.

— Чай будешь? — напарница вытирает слёзы кулаком.

— С печеньками? — улыбка у меня выходит грустная.

Но на Свету это действует, она тоже пытается мне улыбнуться. Конец истерике.

На плите закипает чайник, а Светик нарезает колбасу. Это вместо печенек для дорогой гостьи. Сейчас колбасу далеко не в каждом холодильнике встретишь, но моя напарница умеет крутиться.

— Свет, ты мне правду сказать не хочешь? — притягиваю к себе кружку с горячим чаем.

— В смысле? — делает вид, что не понимает, и продолжает резать тонкие красивые колясочки «Докторской».

— Не верю я, что ты из-за страха перед сестрой такую истерику устроила.

Светик замирает с ножом в руке — губы поджала, взгляд строго в колбасу.

— В залёте я, — выдаёт дрожащим шёпотом.