— От меня все зависит! Только от меня, — и мысленно добавила: «И чуть-чуть от папы».

— Ладно, пойду я, пока твоя подруга не загнала Ираклия на дерево. — Петр Петрович медленно поднялся.

— Она знает, где он живет? — Вот это скорость у Вички!

— А чего тут знать? Единственное общежитие на весь район. Твоей подруге надо в сыщики идти. Она его в два счета вычислила.

— Не пойдет она в сыщики. Она хочет уехать жить за границу.

— Ну да, вы все туда хотите.

Ева насупилась. Конечно, за границу она не собирается. Папа хочет, чтобы она выучилась на экономиста. Мама рассуждала о профессии психолога. А она… она еще не знает, кем хочет быть.

— Я — не все, я сама решу, — тихо произнесла Ева. — Мне сначала надо во всем разобраться.

— Ну, бывай тогда, самостоятельный человек, побывавший в прошлом! — махнул рукой Петр Павлович. — Только, знаешь, — на секунду остановился он, — завтра на занятиях… Никому не рассказывай, что я во всем этом принимал участие.

— Почему?

— Так будет лучше.

Петр Павлович ушел, ссутулившись, глубоко засунув руки в карманы. Ева хотела, чтобы он обернулся, что-нибудь еще сказал, что ли. Но ничего этого не было. Мигающий светофор проглотил удаляющуюся фигурку. Ева набрала номер.

— Привет! — первой сказала она в трубку.

На том конце провода немного посопели, а потом недовольно спросили:

— А ты сейчас настоящая или из прошлого?

Ежик — он Ежик и утром, и вечером.

— Настоящая, — ответила Ева. — Что делаешь?

— Жду, чтобы ты позвонила.

Врет, конечно, гоняет очередного лорда по очередному бездорожью.

— Ты говорила про наушники. Давай починю.

Ева оглянулась. Чего ей хочется больше всего? Танцевать под слышную только ей музыку, чтобы Антон был рядом. Чтобы он что-нибудь рассказывал, чтобы хмурился, чтобы улыбался. Она ведь правда его любит. И хоть Маша считает ее сумасшедшей, а Пушкин уже не раз напомнил, что, если что, — он следующий, она выбрала Антона. Еще ей, наверное, хочется быть историком. Пока сидела в шкафу, просачивалась сквозь щель за отогнутой фанерой, а потом лезла по подоконнику, у нее родилось чувство, что не все так просто с этим прошлым. Кое-кто там все-таки побывал. Надо было теперь разобраться. Усложнить, как говорил папа. А разобравшись и найдя нужную точку отсчета, может, удастся что-то изменить. Чтобы история пошла понятным путем. Может, кому-то станет легко и просто. Тогда этот кто-то все усложнит, чтобы потом сделать по-своему.

Все уже привыкли, что первый урок в понедельник не начинается со звонком. Волков опоздал. Он вальяжно распахнул дверь и громко спросил:

— Это десятый?

— Десятый, десятый, Волков. Или ты уже своих не узнаешь?

Татьяна Семеновна, учитель по литературе, посмотрела на него недобрым взглядом.

— А где практиканты? — опешил Волков, глядя на смеющихся одноклассников — людям всегда приятно, когда кто-то другой попадает в неловкую ситуацию.

— Понабрали студентов! — проворчала Татьяна Семеновна, выравнивая тетрадки с сочинениями, которые она собиралась сейчас обсуждать с классом. — Пацаны безответственные.

— Неправда! — неожиданно для самой себя выкрикнула Ева. — Они хорошие! Они не такие, как вы.

— Ой, смотрите, — протянула Че, — наша Мартышкина влюбилась.

— Ничего я не влюбилась! Зачем говорить, Татьяна Семеновна, когда вы этих людей не знаете?

— Что тут знать, когда они на занятие не пришли? Учитель, как актер, может не появиться на работе только в случае тяжелой болезни.

— Он и заболел, — не отступала Ева.

— Ой, сядь, — отмахнулась литераторша и уронила стопку тетрадей на парту. — Спорят они. Вы сначала вырастите, а потом спорьте.

— Почему вы считаете, что мы не выросли? — обиженно спросила Ева, осторожно садясь.

— Потому что как дети лезете, куда не надо. Вот что ты сейчас вскочила? Кого защищаешь? Взрослые люди молчат и слушают старших.

— Взрослые имеют свое мнение, — упрямилась Ева.

Волков присвистнул.

— Так заведите сначала свое мнение. Творите черт знает что! А туда же — взрослые, взрослые…

— Ты что? — прошептала Ксю. — Что случилось?

Как сказать — что случилось? Как в одно предложение впихнуть все?

Антон ждал ее у себя дома. Открыв дверь, он не ушел сразу в свою комнату, не врубил музыку. Стоял в прихожей, опираясь о стенку вытянутой рукой, смотрел. Она знала этот взгляд. Так стоять и молчать Антон мог долго. Это молчание рождало волнение, Ева терялась, а поэтому совершала много бестолковых движений.

— Классные у тебя очки! — весело произнес он. — Привет!

А потом шагнул вперед, перехватил у нее куртку. Задержал ее перед собой, ткнувшись подбородком в макушку.

— Дашь померить?

— Бери.

Он очень осторожно стянул с ее головы очки, приложил к себе, и стало как-то сразу смешно, потому что на крупном лице Антона очки терялись.

— Мать! Смотри, какой я.

Антон ушел в комнату матери, потом сразу вернулся, и они застыли друг напротив друга в прихожей.

— Пойдем, я тебе чай сделаю, — позвал Антон на кухню.

На столе красовался торт. И еще были бутерброды — колбаса, сыр, маринованные огурчики.

Ева замерла на пороге, чувствуя, как сильно хочет есть. А еще она поняла, что машина времени сработала.

— Ну, угощайся! — щедро пригласил Антон. — Я тут как раз и в магазин сходил. Левшин забегал, мы вместе и сходили. Знаешь, тоже жрать хочется…

Ева засопела, боясь, что сейчас расплачется.

Антон резко повернулся к мойке, щелкнул клавишей чайника, открывая крышку. Зашумела вода.

— Ну ладно, ладно, — бормотал он то ли чайнику, то ли воде. — Проехали. Я, правда, не думал, что все так. Я вообще, знаешь, не ожидал, что ты… Тут еще мать мне мозги полощет — не так сижу, не так говорю… Ну, я думал, ты надо мной издеваешься. Ну, разозлился, сунул эти рингтоны. Типа чтобы тебе не так весело было. А ты так… Упала… Ну я, короче, постараюсь.

— Вода, — напомнила Ева.

Чайник был полон, и вода лилась через край.

— Я же не знаю, как. Когда один там или с Сашком, все понятно, а тут… Я вообще ничего не обещаю. Но знаешь… — Он потряс чайником, заставив воду плеснуться на его бока.

— Ты его поставь, — прошептала Ева. — Есть хочется.

— Ну да, короче…

Чайник зашумел, и тут же раздался звонок в дверь.

Антон стоял, не шевелясь, уперев взгляд в окно.