И, наконец, чисто казенные заводы. В основном судостроительные и артиллерийские, но в их число входил и Тверской моторный завод.

В общем, я не узрел ничего удивительного в том, что этот Чемберлен обратился именно к Бари, ибо пикирующие паровозы были сделаны на предприятиях их с Шуховым концерна. И на более высокие уровни ему обращаться не придется, потому что Бари и раньше имел мое разрешение принимать посторонние заказы на «эмки», а недавно я его на всякий случай подтвердил.

В общем, в аврале, когда я ждал, что на нас того и гляди нападет Япония при полной поддержке Англии, а возможно, еще и Штатов, наступил технический перерыв. Всем вероятным противникам нужна пауза на то, чтобы разобраться в том, что на них довольно-таки внезапно свалилось.

Правда, остаются две неясности. Первая – как теперь быть с Трансваалем и Оранжевой республикой? С поддержкой России и Германии они вполне могут выиграть войну. Или по крайней мере свести ее вничью. То есть появляется возможность подвигнуть Британию на какие-нибудь серьезные уступки в обмен на прекращение нашей помощи республикам. С виду это довольно привлекательный вариант, но тут есть свои тонкости. Сэры очень не любят, когда их к чему-нибудь вынуждают. И они, суки, злопамятные, прямо как я. Но это еще ничего по сравнению с другим обстоятельством. Ведь если я сейчас – скажем прямо – предам своего хоть и далеко не самого ценного, однако все-таки союзника, то кто мне потом поверит? Поэтому, пожалуй, следует поступить несколько наоборот. Требования надо выставлять не англичанам, а папаше Крюгеру. Первое – государственная поддержка рабочей силой рудников Русско-американской геолого-технической компании, африканское отделение которой штатовцы вроде как хотят купить, но давать нормальную цену не желают категорически, из-за чего вопрос до сих пор висит. Второе – срочно и за счет республики начать строить железную дорогу Претория – Дурбан. И, наконец, самое главное. Почаще и повнимательней слушать российского военного атташе генерала Максимова, а своих военных советников, наоборот, – пореже и вполуха. Если президент согласится с моими предложениями, помощь Трансваалю будет расширена до пределов, обеспечивающих благоприятный итог войны. Если же нет – она будет сокращена, и я смогу с чистой совестью договориться с англичанами, насколько именно.

И, наконец, последнее из того, что пока неясно, – это позиция Соединенных Штатов. Я знаю, что они дали в долг японцам, но не знаю, на каких условиях. И не понимаю, почему они предлагают за мою компанию примерно половину ее реальной стоимости, о которой им прекрасно известно. Они знают что-то, неизвестное мне, или мы просто по-разному оцениваем доступные всем сведения?

А в середине августа и вовсе произошло нечто непонятное. Порт Кейптаун подвергся бомбардировке с воздуха! Откуда-то прилетела хорошо знакомая англичанам «эмка» и аккуратно положила десятипудовую бомбу чуть ли не прямо в трубу транспорту с войсками, собиравшемуся встать под разгрузку. Спасти удалось очень немногих из почти полутора тысяч солдат, находившихся на борту. А «эмка» спокойно улетела на восток, в сторону гор.

Если кто не понимает, чего ж тут удивительного, объясняю. Максимальная перегонная дальность самолета «М-2» составляет семьдесят километров. То есть если он будет лететь по прямой и на экономической скорости до полной выработки горючего, то пролетит как раз столько. Максимальный радиус боевого применения – двадцать пять километров, это без всякого запаса на непредвиденные обстоятельства. Куликовский никогда не располагал аэродром дальше пятнадцати километров от линии соприкосновения войск. А до самой ближней к Кейптауну точки линии фронта было километров пятьсот! Этот кавалерист – он что, от великой любви смог в двадцать раз увеличить дальность полета своей небесной каракатицы? Раза в два – я бы еще мог поверить, хоть и с трудом, но в десятки – это далеко за гранью возможного. Скорее можно предположить, что он как-то ухитрился протащить разобранную «эмку» по тылам противника почти до самого Кейптауна, по-быстрому нашел место под тайный аэродром, собрал самолет и отправился бомбить вражескую столицу. Это, конечно, тоже фантастика, а главное – дальше-то что? Он снова разобрал самолет и поволок его по тылам обратно? Потому что англичане первым делом тщательно обшарили окрестности Кейптауна и ничего не нашли. И, наконец, генерал Максимов тоже ничего не знал! Ему было известно, что Куликовский со своим отрядом перебазировался под Дурбан. В настоящее время отряд в составе двух дельтапланов, трех пилотов и пятерых механиков находится в месте дислокации, но ни Куликовского, ни его «эмки» там нет. Где они, никто якобы не знает. Насчет пилотов Максимов не уверен, но механики явно врут. Вот, собственно, и все содержание радиограммы, пришедшей из Южной Африки.

Я ожидал, что англичане довольно быстро отреагируют на произошедшее, и не ошибся – ко мне явился английский посол Чарльз Гардинг. Похоже, у него было два задания – основное и дополнительное. С дополнительным он справился быстро, выразив глубокую озабоченность по поводу действий российских военнослужащих в Южной Африке.

– Давайте все-таки внесем ясность, сэр, – предложил я. – Куликовский – действительно российский офицер, но в настоящее время находится в отпуске по семейным обстоятельствам.

– Какие такие обстоятельства вынуждают его бомбить Кейптаун? – попытался возмутиться посол.

– Я же говорю – семейные. Открою вам тайну – он не только влюбился в мою сестру Ольгу, но и ухитрился добиться взаимности. Я вовсе не считаю, что счастье сестры нужно приносить в жертву династическим интересам, но все же не могу разрешить ей выйти замуж за простого офицера в невысоком чине. Но за признанного героя – совсем другое дело! Вот он и совершает подвиги во имя прекрасной дамы, как какой-нибудь рыцарь короля Артура.

– Но почему именно в Африке?

– А где еще ему развернуться? Боевые действия достаточной интенсивности сейчас происходят только там. Устройте войну еще где-нибудь, и он, вполне возможно, туда переберется.

– Но ведь из России недавно отбыли еще три аэроплана с экипажами!

– Может, они тоже в кого-нибудь влюблены? – предположил я. – Если вам интересно, могу попытаться узнать.

Однако сэра Чарльза гораздо больше беспокоил основной вопрос из тех двух, с которыми он ко мне пришел, а именно – как вообще паровой аэроплан может пролететь такое расстояние?

– Понятия не имею, сам бы многое отдал, чтобы это побыстрее узнать, – совершенно честно ответил я и с чувством глубокого удовлетворения увидел, что Гардинг мне ни на йоту не поверил.

– Как только я что-нибудь узнаю, могу с вами поделиться.

И это тоже было чистейшей правдой. Обязательно поделюсь! Но, во-первых, не задаром, а во-вторых, не сразу, а в наиболее подходящее время. Но все же – что этот Ромео ухитрился сделать с бедной «эмкой», отчего она приобрела явные черты стратегического бомбардировщика? Не ядерный же реактор он поставил котел подогревать! Хотя, блин, в ЮАР уран точно добывался…

Давно, когда я еще был не императором, а всего лишь цесаревичем и первым советником при царствующем брате, я озвучил ему планы развития парламентаризма в России. Вот только царствовал Николай очень недолго, и все дела свалились на меня. Даже те, которые при нем особо и не выделялись, – например, обеспечение собственной безопасности. И тот самый парламентаризм тоже, но, поглубже вникнув в проблему, я решил не спешить. Это ведь такое дело – вляпаться легко, а поди потом отмойся! Дело в том, что, как совершенно правильно сказал Маркс, труды которого я в новой жизни изучал не менее прилежно, чем в прежней, – бытие определяет сознание. Или, как задолго до него было постулировано в русском народном творчестве – сытый голодного не разумеет.