для тела. Так должно было обнаружиться единство творения и осуществиться его единение с Богом (1092В-С). Фактически прп. Максим дает альтернативную концепцию оригенистической Энады, но при этом отвечает именно на тот вопрос, который поставили оригенисты.

B. Далее прп. Максим говорит о нынешнем бедственном состоянии человека, возникшем в результате того, что изначальная цель нашего возникновения не была осуществлена. Бедствие нас постигло после возникновения, то есть творения души и тела. Смерть была введена как наказание за злоупотребление свободой (1093А9). Такое толкование свт. Григория подтверждается двумя цитатами (1093С3), затем этот тезис повторяется (1093С3-10).

C. Что касается таинства соединения души и тела и смысла нашего возникновения, то, как замечает прп. Максим, свт. Григорий говорит об этом иначе. Затем следуют цитаты из трех различных Слов свт. Григория (38, 45 и 39), подтверждающие это положение (1096В2).

Часть вторая, II: Новое толкование того, в каком смысле мы – частицы Бога

A. В подтверждение того, что он уже сказал, прп. Максим приводит обширную цитату из Еф. 1:17–23 (1097А5) и прибавляет к ней цитаты из Еф. 4:11–16 и Евр. 8:7 вместе со своим объяснением тайны домостроительства. Он переходит при этом от представления о частицах Бога к представлению о членах Тела Христова, снова используя (ср. 1092С) аналогию присутствия животворящей души в теле (1100В9). Во Христе совершилось «великое и несказанное таинство блаженной надежды христиан», которое было замышлено изначально, но не свершилось в Адаме.

B. Далее прп. Максим предлагает еще одно доказательство невозможности предсуществования душ в Энаде, то есть в единстве с Богом. Оно строится на том, что такое единство означает состояние, которое, по слову Христа (см. Ин. 11:26), исключает смерть; если бы души были изначально едины с Богом, они не познали бы смерть, но раз существует смерть, то и этого единства не было (1100С).

Часть вторая, III: Тело и душа составляют единство

В заключительной части amb. 7 прп. Максим развертывает доказательство, основанное на естественном созерцании (философии) онтологического единства души и тела как частей человеческой природы, показывая, что неправильно мыслить ни предсуществование душ телам, ни тел душам. В Трудностях к Иоанну он еще будет неоднократно обсуждать этот вопрос, и подробнее всего в amb. 42: 1321–1345. Душа в разлуке с телом – это душа какого-то определенного человека, и тело в разлуке с душой – тело определенного человека. Принадлежность души и тела друг другу (их отношение) осуществляется через их общую принадлежность определенному человеку (1101B).

Завершается amb. 7: 1101С9-13 благодарением Богу и просьбой у адресатов о молитвах и о восполнении ими недостатков данного сочинения.

3. amb. 8: 1101D–1105B

Настоящая трудность представляет собой толкование на следующий отрывок из or. 14.30 (PG 35, 897B) свт. Григория, хотя имеет в виду и более широкий контекст этого Слова. В amb. 8 обсуждаются темы, затронутые выше в одном из мест amb. 7: 1089D4–1096B2. Прп. Максим, в частности, объясняет, как возникло то бедственное состояние, в котором мы находимся после падения (1104А2–В12), и как Бог промыслительно использует это состояние, чтобы возвратить любовь человека, отдавшего ее здешнему миру (1104В13–С4). Высказываются две гипотезы о появлении у нас текучего и тленного состояния, характерного для человека после грехопадения: оно либо наложено Богом в виде «кожаных риз», либо было реализацией возможности, промыслительно заложенной при создании человека.

Бог применяет три способа для исцеления наших страстей (1104С4–1105А3): мы либо наказываемся страданиями за прежние грехи, в которых, может быть, уже не отдаем отчет и которые могли укорениться в нас и стать порочным навыком; либо мы очищаемся страданиями от настоящих прегрешений и пороков, готовясь к добродетельной жизни в будущем; либо, наконец, бывает, что кто-либо добродетельный несет страдания в качестве образца терпения и мужества (имеется в виду, например, случай Иова, на который прп. Максим ссылается не раз).

Далее прп. Максим толкует слова свт. Григория из его увещевания, обращенного к тем, кто, видимо, считали свою участь, как они полагали, данную от Бога, более благоприятной, чем у несчастных, находивших в больнице, и превозносились над ними. Он говорит, что временное благополучие не означает, что текучесть вещества и тленность не коснется и их – это общая участь человеческого рода после грехопадения, так что и благополучные должны испытывать сострадание к несчастным как таким же, как они, людям (1105А3–15). Что же касается неравенства в теперешнем состоянии, то оно дано не для превозношения одних над другими, а как возможность проявления добродетели, когда более состоятельные и здоровые могут проявить заботу о бедных и больных (1105А15–В12).

Однако завершает amb. 8 прп. Максим не нравственным увещеванием, а снова возвращается к онтологии, говоря о «носимости» и неустойчивости твари как единственной постоянной характеристике ее существования.

Эта мысль, проводимая им во всех Трудностях, и противопоставленное ей утверждение о неподвижности Бога – тот фундамент, на котором он строит не только свою онтологию, но и неразрывное с ней учение о спасении как обретении тварью покоя и устойчивости в Боге.

4. amb. 9: 1105C

Настоящая трудность открывает серию из четырех сильно отличающихся по объему трудностей, являющихся толкованием отрывков из or. 21 – Похвального слова свт. Афанасию Александрийскому (In laudem Athanasii). В amb. 9 толкуется место из or. 21.1: PG 35, 1084B, которое прп. Максим трактует в понятиях апофатического богословия как утверждение о Боге не в смысле относительного превосходства над тварью, а в смысле превосходящего отрицания за Ним какой-либо соотнесенности с тварью. Вынесенное в заглавие место amb. 9 непосредственно следует за одной из ключевых цитат из того же Слова 21, на которую прп. Максим опирается в amb. 7, где говорится о Боге как пределе желания и месте упокоения, «в Котором всякое стремление останавливается и больше никуда не стремится, да и не получится [у него стремиться к Тому], к Которому направляется всякое движение [человека] добродетельного и достигшим Которого [дается] покой от всякого созерцания» (or. 21.1: PG 35, 1084В; цит. в amb. 7: 1076D). Таким образом, толкование этих слов свт. Григория в amb. 9 можно рассматривать не только само по себе, но и как развитие одной из мыслей amb. 7 – о Боге как о высочайшем и ни с чем не сравнимом Благе.

5. amb. 10: 1105C–1205C

Данная трудность – самая обширная в корпусе Трудностей к Иоанну, она занимает пятьдесят колонок в Patrologia Graeca. Трудность 10 является пространным толкованием отрывка из or. 21.1: PG 35, 1084C. Как в