— Вот. Коновалов сказал, что Мухин покончил с собой в Нью-Йорке 4 февраля 1999 года. И еще: незадолго до самоубийства он приезжал в Москву, продал свою трехкомнатную квартиру и купил однокомнатную для сына в нашем же доме.

— Четвертого февраля? — воскликнула Валентина Георгиевна. — Вскоре после гибели Вити?

— Какая связь?.. — нахмурился Василий Демьянович.

— Никакой. Просто я удивилась…

— А его жена? — спросила Женя. — Она жива?

— Нет. Вскоре после его самоубийства она умерла от рака.

— Бедная женщина, — прошептала Валентина Георгиевна.

Женя задумчиво проговорила:

— Значит, Мухин-младший остался на свете один-одинешенек?.. Скажи, папа, мог ли Виктор каким-то образом навредить этому Мухину? Я имею в виду отца…

— Навредить?

— Ну, не знаю, сделать что-нибудь, что повредило бы его карьере или на личной почве?..

— Исключено. Почему ты спрашиваешь?

— Сперва скажи, почему исключено.

— Потому что Виктор, приехав из Нью-Йорка, говорил об этом Мухине как о своем чуть ли не единственном друге.

— Да-да, Женечка, я же тебе сказала… Фотографии еще показывал…

— Подожди, мать, не встревай. В Нью-Йорк, как ты знаешь, Виктор уже не вернулся, так что возможности поссориться или навредить друг другу у них уже не было. А теперь объясни, к чему этот вопрос?

— Сама не знаю. Менты… вернее, мент, который ищет Машу, уверял меня, что Мухин-младший может за что-то там мстить нашей семье.

— Чушь! — нахмурился Василий Демьянович. — Какое отношение?..

— Подожди, отец, — перебила Женя. — Ты не все знаешь. Женя рассказала про найденную в мухинской квартире прожженную сигаретой фотографию.

— Это же та самая, которую мне показывал Витя! — разволновалась Валентина Георгиевна. — Пойду-ка я ее поищу.

Она бросилась в комнату, а Василий Демьянович, пристально посмотрев Жене в глаза, тихо сказал:

— Ты что-то не договариваешь…

— Они нашли у него Машину формочку и бинокль. Из его окна прекрасно виден наш подъезд.

— Что значит «нашли»? У него был обыск?

— Папа, его убили.

— Та-ак… — Василий Демьянович нахмурился и жестко спросил: — У них есть хоть малейшее представление о том, где может быть Маша?

— Он уверяет меня, что с ней все в порядке.

— Черт знает что такое! — воскликнул Василий Демьянович. — И что за дурацкая версия про месть!

— Может быть, не такая уж и дурацкая, — осторожно начала Женя. — Ведь убийцу Виктора не нашли? Ты не думаешь, что это мог быть Мухин-сын?

— Я же тебе только что объяснял…

— Да, но ты можешь не знать всего.

Василий Демьянович сделал протестующий жест, но Женя перебила его:

— Скажи, чего они от тебя хотели в связи с убийством Сапрыкина?

— Хотели знать, не связывало ли его что-нибудь с Виктором.

— При чем здесь Виктор?

Василий Демьянович нахмурился.

— Они были убиты из одного оружия.

— Да?! — изумилась Женя.

— Вот именно. Так что, как видишь, к похищению Маши это отношения не имеет. Если, конечно, — Василий Демьянович усмехнулся, — этот сопляк Мухин не мстил также и Сапрыкину.

— Ну, это маловероятно, — заключила Женя и усмехнулась точно так же, как ее отец, — одним уголком рта.

— У них нет нормальной рабочей версии, вот они и несут всякую чушь…

— Я ему примерно так и сказала, — проговорила Женя, думая о другом. — А ты? Что ты им ответил? Действительно была какая-то связь между Виктором и Сапрыкиным?

Василий Демьянович покачал головой.

— Насколько я знаю, они были едва знакомы…

— Ты уверен?

— Семь лет назад Сапрыкин зарубил его кандидатуру на работу в ООН. И это все.

— Ты ментам об этом сказал?

— Они и без меня знают…

— Вот, нашла! — Валентина Георгиевна вошла в кухню с большим альбомом в руках.

Все трое склонились над фотографиями. Валентина Георгиевна сквозь слезы смотрела на улыбающееся лицо сына. Василий Демьянович с Женей разглядывали чету Мухиных. Муж — вальяжного вида господин — довольно улыбается в камеру. Жена — хрупкая блондинка в затейливом туалете, только подчеркивающем ее хрупкость, выглядит как человек, абсолютно довольный жизнью. И никаких признаков болезни на маленьком личике с синими, аккуратно подведенными глазами. Счастливая пара.

— В МИДе кто-нибудь знает, почему он покончил с собой? — спросила Женя.

— Говорят, он очень любил жену.

— Странная причина… Ведь он покончил с собой до того, как она умерла.

Василий Демьянович промолчал.

— Может быть, растрата?

— Коновалов сказал, что аудиторская проверка показала полный порядок.

— Тогда почему он продал квартиру?

— Женя, если он ее продал, чтобы покрыть недостачу, и покрыл — он бы не стал накладывать на себя руки.

— Да… странно, — задумчиво проговорила Женя, — скажи, папа, Щеголев все еще в Нью-Йорке?

— Он недавно вернулся и, насколько мне известно, сразу вышел на пенсию.

— Ты с ним знаком?

— Зачем он тебе?

— Можешь с ним поговорить?

— Зачем, Женя? Что ты хочешь у него узнать?

— Все, что касается Мухина и его отношений с Виктором.

— Ты забиваешь себе голову всякой ерундой, а меня заставляешь собирать сплетни о собственном сыне.

— Не о сыне, а о Мухине. И потом, если Щеголев, как ты говоришь, теперь пенсионер, такая беседа только доставит ему удовольствие.

— О ком это вы? — встрепенулась Валентина Георгиевна, отрываясь от фотографий.

— Женя хочет, чтобы я поговорил с Щеголевым.

— С Щеголевым?! Зачем? Витенька его терпеть не мог! Ты помнишь, как он на него жаловался? Не о чем тебе с ним говорить!

— Мать, не встревай. Это к делу не относится, — поморщился Василий Демьянович и опять повернулся к Жене: — Знаешь, у Виктора с Щеголовым были действительно довольно напряженные отношения, и мне бы не хотелось…

— Да… Я понимаю.

Пришло время прощаться. Заметив, что Женя посматривает на часы, Василий Демьянович, покосившись на жену, преувеличенно бодро сказал:

— Тебе пора? Мы тебя проводим, и сами будем собираться.

— Куда собираться, отец? — испуганно спросила Валентина Георгиевна.