Да, ночью она неплохо выспалась, кошмары её не мучили, но весь ужас пережитого вчера нагнал её сегодня утром.

О, Матушка и Батюшка, какая она наивная дурочка, не подумала, что раз Иван, одержимый порчей, так поступил с ней, то мог повторить то же самое и с другими. Да она наверняка и не была у него первой!

А эта несчастная, которую Яга вместе с Вороном схоронили где-то в лесу – её внутренности, её страдальческое лицо до сих пор стояли перед глазами. Да что же это такое, неужели они, молодые девицы, так сильно оступились, всего лишь полюбив, что заслужили столь жестокую кару?

За прелюбодейство расплачиваются по-разному. Кого-то родные поколотят, кого-то не тронут, но будут презрительно обходить стороной, а ежели обида велика, так могут и в лес сослать.

Но почему же покойная была наказана с такой жестокостью? Неужели за то, что покусилась на царскую кровь, за то, что выше головы захотела прыгнуть?

А она, Немила, заплатила ли она сполна своими мучениями, или самая расплата ещё впереди?

Всё утро она истово молилась и прекрасному золотому Отцу, которого легко могла представить, просто закрыв глаза, и Матери – ей с меньшим рвением, потому как чувствовала, что наказание исходит именно от Отца и у него должно просить прощения.

Песня закончилась, а слёзы из глаз Немилы продолжали катиться, и под носом собиралась солёная влага.

– Ты хоть ложечку съешь, а то как-то не по совести это. Родные бедную уж не проводят в путь дальний, значит, наша это забота, – спокойно заметила Яга.

Немила с безразличным видом взяла в руки ложку, зачерпнула с горкой каши, чуть попробовала…

И выкинула ложку на пол; за ней полетели миска, чарка, а следом вскочила и Немила.

– Я не хочу больше жить! С меня хватит! Не хочу видеть Ивана, будь он хоть царевич, хоть сам царь!

– Наконец-то очухалась, – всплеснула руками Яга. – Давно я хотела сказать, да жалко тебя было. Не пара тебе царевич, слишком высокого полёта птица. К тому же он не ведает сейчас, что творит, не отвечает, значит, за свои поступки. Послушай меня, – Яга встала, распрямила плечи, протянула вперёд руки ладонями вверх. – Ведь он, возможно, даже не вспомнит тебя, когда увидит. И детишек он вряд ли признает.

Детишки! Вот он, корень зла, причина всех её бед, будущих и настоящих! Кабы не их не было, сидела бы себе прямо сейчас у окошка, вздыхала да маялась по царевичу, но зато дома бы была! Рядом с батюшкой! Рядом с сёстрами, будь они неладны, ведь положа руку на сердце она и по ним уже успела соскучиться!

Тут у Немилы случился припадок ненависти. Бросилась она о стол, со стола упала на пол деревянный давно не метённый и принялась кататься на пузе, мечтая раздавить мелких поганцев, пускай ценой собственной жизни. Она вставала, потом со всей силы падала, и снова вставала, и снова падала, с одной мыслью: уничтожить, не допустить, чтоб они родились на белый свет!

– Идите в вечную темноту, там вам самое место! Не стану я вас рожатьь, и не мечтайте! Ой!

В очередной раз бросившись оземь, она не смогла встать, а растянулась на полу, поджала под себя ноги и завопила.

– Что же я наделала? – простонала она и, оперевшись локтями на пол, безуспешно попыталась встать. Низ живота скрутило сильно аж жуть, и не в сказке сказать, не пером описать. – Ой-ё-ё-ё-ёй!

– Ничего-ничего, детишкам ты не навредила. Да не вставай, лежи! – запричитала Яга. – Обожди, постелю тебе, чтоб помягче было, и будем рожать.

Немила переползла на мягкую медвежью шкуру. Несмотря на сжимающую внутренности боль она не забывала кричать и ругаться, что не хочет и не будет рожать чудовищ.

– Будешь-будешь, никуда не денешься, выбора у тебя нет, – желчно заметила Яга. – Не стоило тебе по полу кататься, а с другой стороны, хорошо, что схватки сейчас начались, а то я уж думала к своим методам прибегнуть.

– Я не хочу никого рожать!

– Цыц! Хватит ныть, – жёстко ответила Яга. – Облегчить свою долю ты можешь, только внимательно слушая мои слова и беспрекословно им подчиняясь. Будешь подчиняться?

– Буду! – всхлипнула Немила.

– Вот и ладненько. Ну-ка, ноги р-раздвигай! Полегчало, гляжу? Рано радоваться, скоро новая схватка пойдёт. Васька, на подмогу! Где там моё стёклышко увеличительное? Ну-кась, держи свечу. Ох, и набедокурила ты, Немилка! Разозлила их, теперь мститьь будут. Надо срочно их выкуривать…

Яга отошла, порылась в сундучке с вещами, а когда вернулась, в руке у неё маячило потемневшее от времени деревянное веретено.

– Я ужо давно не пользовалась прялкой, но оно крепкое, острое, так что сгодится. Погоди-ка, скоро обернусь.

Немила, конечно же, боялась, но в то же время она почувствовала злорадную радость, когда поняла, что этим, которые захватили её утробу, тоже придётся несладко.

Снова стало нечеловечески больно, Немила застонала, забесновалась, пропустила мимо ушей громкий «чпок», а когда ей в рот полилась крепкая бражка, то чуть не подавилась.

– Глотнула? Теперь лежи, – промурчала Яга и кивнула Ваське.

Наглый кот запрыгнул Немиле на грудь, уткнулся мордочкой ей в лицо и принялся щекотать усами.

Вдруг низ живота пронзило резкой, острой болью. Она собралась скинуть с себя кота, но Васька спрыгнул сам. Спрыгнул и отбежал в дальний уголок.

– Поздно трепыхаться, – выдохнула Яга, отстранившись. – Соберись, сейчас начнётся.

Немиле не пришлось спрашивать, что именно начнётся. От очередного приступа боли её скрутило пополам, а каждый последующий приступ стал в два раза хуже предыдущего. Ах! Коровы да лошади справлялись не в пример лучше!

Схватки постепенно учащались, но – не так быстро, как хотелось Яге. Дети словно передумали выходить, испытав на себе силу старухиных методов.

Свет за окном сменился до сумеречно-серого, потом начало светлеть, а схватки всё продолжались и продолжались.

Яга ещё не раз и не два залазила пальцами внутрь, проверяла, открылся ли детский мешок, а Немиле было уже безразлично, она бы позволила что угодно и кому угодно, лишь бы только облегчить мучения.

«Да, это больно, но подумай о Матери! Ей пришлось рожать целый мир, она страдала гораздо хуже» – приговаривала Яга.

Наконец, мешок открылся достаточно широко, чтобы выдавить негодников.

– Идите сюда, детки, не нужно вам ранить матушку. Вы ещё маленькие, ничего не знаете об мире этом, я вас научу всему, – приговаривала Яга, поглаживая голый Немилин многострадальный живот, на котором после снятия клетушки остались яркие красные полосы. – Теперь напрягись изо всех сил и дави.

Тужиться было тяжело, это отнимало много сил, изо рта Немилы то и дело вырывались крики, стоны…

– Не расходуй силы попусту! Молчи! – прикрикивала Яга, а когда слова перестали действовать, то просто взяла и накрыла рот Немилы своей ладонью.