Весной 1193 года Ричард I написал песню. Это была баллада уныния и одиночества, обиды и тоски по дому. Запоминающаяся мелодия сопровождалась стихами на окситанском наречии. По первым своим словам она известна как «Ja nus hons pris». Песне суждена была долгая жизнь: уже более восьми столетий.

Вот текст двух ее самых известных куплетов:

Скорее всего, Ричард сочинил свою печальную песнь в императорском дворце в Хагенау – огромном укрепленном охотничьем замке на реке Модер. Великолепное здание построил Фридрих Барбаросса, а сейчас оно принадлежало его преемнику, новому императору Священной Римской империи, Генриху VI. Дворец был напичкан драгоценными камнями и невероятными сокровищами. Но в 1193 году не было в нем сокровища ценнее, чем Ричард Львиное Сердце.

Несмотря на проявленный героизм, вернувшись в Европу из крестового похода, Ричард обнаружил, что его имя опорочено. Те, кто оставался с ним на Востоке до самого конца, признавали его заслуги, но союзники, вернувшиеся раньше, считали Ричарда негодным королем. Он самым унизительным образом отверг сестру французского короля. Он сместил правителя Кипра, родственника ряда влиятельных европейских вельмож. Он лишил военных трофеев людей вроде Леопольда Австрийского, чей флаг Ричард сорвал с дома, который Леопольд захватил во время разграбления Акры. Распространились слухи, что Ричард был заказчиком убийства Конрада Монферратского, погибшего в Тире от рук наемных убийц в апреле 1192 года. Почти у каждого владетельного принца Западной Европы были свои причины ненавидеть Ричарда, и когда он осенью вернулся из Утремера, то быстро понял, как мало в Европе найдется земель, по которым английский король мог бы путешествовать без опаски.

Из Святой земли Ричард возвращался совсем другой дорогой, не той, которая привела его туда. Сначала он добрался до Корфу, где узнал, что враги объединяют силы против него. Они отрезали ему практически все морские пути, сделав невозможной высадку где бы то ни было между Северной Италией и южной оконечностью Иберии. Практически все дороги в империю Плантагенетов проходили через вражескую территорию.

В ноябре море было неспокойно; Ричард с горсткой доверенных офицеров нанял галеру и отправился на север. В бурном осеннем море они потерпели крушение у берегов Истрии, в Адриатике. Теперь предстоял долгий путь домой через Центральную Европу и далее, по Северо-Западной Германии, землям его зятя Генриха Льва. И практически каждый шаг на этом пути вел их по вражеским территориям. Небольшой отряд замаскировался под пилигримов и отправился в путь пешком. Но вряд ли самый известный король-крестоносец в Европе мог сохранять инкогнито. Всего через три дня в 50 милях от Вены их заметили и разоблачили. Ричарда арестовали и доставили пленника к Леопольду, герцогу Австрийскому. В феврале 1193 года Леопольд продал его императору Генриху VI.

При нем он и оставался. В плену у императора с Ричардом обращались осмотрительно, но без жестокости. Аристократический этикет требовал домашнего ареста, а не заключения правящего короля в темницу. Ричард был крестоносцем, и технически папа запрещал сажать его в тюрьму – на что в самых несдержанных выражениях упирали в Риме дипломаты Плантагенетов. Заморить его голодом в сырых застенках значило навлечь на себя анафему и бесчестье. Но тем не менее Ричард был несвободен: как его мать, которую держал под надзором его отец, и как Роберт Куртгёз в царствование его прадеда, Генриха I. Ричарда наверняка обуревали думы о том, что мать его была узницей 15 долгих лет, а Куртгёз так и умер, проведя в заточении все 30. Сколько же самому Ричарду суждено просидеть в плену? Никто в Европе не мог ответить на этот вопрос.

Дома, в Англии, человеком, сильнее прочих заинтересованным в содержании Ричарда под стражей, был, конечно, его брат Иоанн. Ничего граф так страстно не желал, как вечного заключения Ричарда в императорской или во французской тюрьме, открывающего ему путь к английской короне. Иоанну, такому же честолюбивому и бессовестному, как все Плантагенеты, не нужно было особого приглашения, чтобы попытаться узурпировать трон.

В январе 1193 года в Париже Иоанн принес ленную присягу Филиппу II за все домены Плантагенетов и согласился жениться на Алисе, отвергнутой невесте своего брата. После чего, вернувшись в Англию, попытался поднять восстание.

К счастью для Ричарда и для Англии, страну возглавляли разумные люди, вполне справлявшиеся со своими обязанностями и в отсутствие короля. Алиенора Аквитанская и Вальтер де Кутанс сосредоточили внимание на защите побережий, которым теперь угрожала с моря Фландрия: не зря Филипп Французский так торопился вернуться из крестового похода и заявить права на эти земли. Вильгельм Лев, король Шотландии, помня об обещании защищать имущество отправившихся на войну крестоносцев и о великодушии, проявленном к нему Ричардом в 1189 году, отказался бунтовать. Хьюберт Уолтер, товарищ Ричарда по крестовому походу, ныне избранный архиепископом Кентерберийским по настоянию Ричарда, который в марте отправил из Хагенау соответствующее поручение, собрал Большой совет, и члены его сошлись на том, что король жив, но отчаянно нуждается в помощи. Пока его английские союзники геройствовали, Ричард с королевским апломбом оспаривал свое заключение. В марте император привлек его к суду. Ричард обратился к собравшимся магнатам и придворным с таким величием, любезностью, красноречием и достоинством, что многих растрогал до слез, и приобрел друзей среди местных аристократов. Уильям Бретонский писал, что Ричард «говорил так красноречиво и царственно, в манере, подтверждающей его прозвище – Львиное Сердце, как будто сидел на троне предков в Линкольне или Кане». Когда Филипп II попытался организовать его доставку ко французскому двору, Ричард связался с мятежными лордами Рейнланда, расположенного на границе Священной Римской империи и Французского королевства, примирил их с империей и благодаря этому хитрому дипломатическому ходу добился сохранения статус-кво: остался при дворе императора. И даже получив донесение, что силы Филиппа опустошают Нормандию, что величественная крепость Жизор пала, а столица герцогства, Руан, в осаде, он не поддался панике, но слал подбадривающие письма своим сторонникам в Англии, создавая крайне нужное впечатление, что его освобождение не за горами.