– Пр-р-рочь пошла! – зарычал мужчина. Вздрогнув, я открыла глаза. – Прочь, сказал!

Но тьма не подчинялась.

Сэн падал. Тонул в черном прожорливом облаке, с которым меня связывали растянувшиеся на полкомнаты тентакли. Его глаза закатились, лицо исказилось от боли, губы посерели, а у меня, наоборот, прояснилось зрение, появилась бодрость, а главное – отступила жажда. Тьма насыщалась, даря мне силы, отнятые у Светлоликого. А он… умирал. И я ничего не могла с этим поделать, кроме…

Мой испуганно мечущийся взгляд упал на дверь, так и не закрытую гостем. Решив, что единственный способ спасти мага – это сбежать и утянуть за собой черную смерть, я по стеночке продвигалась к выходу. По пути сгребла со стола сумку с телефоном и, оказавшись в коридоре, рванула по лестнице наверх. А за мной демоническими крыльями летела, недовольно клубясь, моя собственная тьма.

Шарту не закрыл перед моим носом дверь цветочного павильона, и спустя пару минут свежий ветер ударил мне в лицо вместе с запахами летнего вечера, зелени и цветов. В позднее время в пронизанном световыми контурами парке людей было мало, и все же одинокие прохожие, парочки на скамейках, собачники со своими псами и прочие аппетитные силуэты здесь присутствовали. На них-то и сделала стойку моя по-прежнему голодная сущность.

Вопреки ее желаниям, оглядевшись по сторонам, я бросилась в темную часть парка, где было много деревьев, но мало людей.

Через пять минут в парке…

Хрупкая девичья фигурка неслась не разбирая дороги через кусты. По бледному лицу катились слезы, глаза светились серебром, а на верхней части груди, в вырезе майки, горел ярко-голубой символ. Время от времени девушка прикасалась к нему, то ли в порыве прикрыть это аше-аровское клеймо, то ли стереть. Она что-то кричала, прижимая к уху небольшой прямоугольный предмет, потом стучала по нему пальцами, снова подносила к уху. И бежала, бежала… За ней по пятам, то опадая шлейфом, то взмывая павлиньим хвостом, то расползаясь осьминожьими щупальцами, следовала тьма. Этот вязкий черный «кисель» принимал в свои жадные объятия кусты и деревья, слизывал траву и цветы с неухоженных клумб и устремлялся дальше, оставляя за собой мертвую, будто выжженную землю.

А на безопасном расстоянии за девочкой с крыльями тьмы почетным эскортом двигался еще один силуэт, ловкий и бесшумный. Внимательный взгляд его отмечал все до мельчайших деталей, а обостренный слух улавливал нюансы интонаций в срывающемся голосе. Сейлин была прекрасна и ужасающа, беззащитна и смертоносна, а еще… очень несчастна. Она боялась превратиться в чудовище, не желала сдаваться стелющейся плащом прожорливой тьме, не хотела сливаться с ней, быть ею. Девушке нужна была помощь.

Эван зло скрипнул зубами, глядя, во что превратил Зою его отец. Парень с трудом узнавал в темном существе, сеющем смерть, ту малышку, что встретил на «кладбище невест». Это по-прежнему было ее тело, ее глаза… Впрочем, нет, серебристые очи, казавшиеся с большого расстояния лишенными зрачков, мало походили на серые глаза иномирянки. И все-таки это была она. Принц нашел ту, ради кого прибыл в этот мир, и на этот раз он никому не позволит помешать ее спасти.

В парке…

Размазывая по лицу слезы, я петляла между деревьями, пронизанными тонкими светящимися нитями. Это световое шоу выглядело бы красиво, если б не осознание, что всю красоту уничтожает моя изголодавшаяся тьма. Созерцание того, как черная дрянь высасывает жизнь, оставляя мертвую землю с ошметками иссушенной растительности, пугало. Слабое утешение дарило лишь то, что гибель всего живого от вампиризма сейлин, по идее, должна была быть для этого самого живого… приятной.

Завидев вдали чей-нибудь силуэт, я резко меняла направление, углубляясь в чащу, изо всех сил стараясь не зацепить своим смертоносным аппетитом людей. Забавно: в былые времена такое место для ночных прогулок вызвало бы ужас, сейчас же я панически боялась светлых уголков парка.

Я раз за разом жала на кнопку телефона, повторяя вызов. «Абонент недоступен», – вещал механический голос, от которого хотелось разбить проклятую трубку о ближайший ствол. Но что делать потом? Назад дороги нет, вперед… разве что в реку с головой. А умирать ой как не хотелось. И я бежала, продолжая звонить и рефлекторно касаться метки на коже, которая, как мне казалось, начала жечь. Значит, он знает, что случилось, ищет меня? Или все это просто обман воображения?

Домашние шлепки больно били по пяткам, трикотажный топ лип к мокрой от пота спине, сердце стучало молотом, дыхание срывалось, а я все неслась куда-то… Прочь от шарту, прочь от любителей поздних прогулок. В глубину неухоженного парка, туда, где не прохаживались сплетенные из светящихся жил силуэты, где только «скелеты» деревьев могли стать жертвами тьмы, не очень-то довольной вынужденным вегетарианством. Я старалась не думать о мелкой живности, гибнущей за компанию с кленами и дубами, о мумифицированном трупе бродячей собаки, оставленном позади. Просто звонила, звонила… и мне наконец ответили.

– Где ты? – спросил Кир-Кули. Знает, что не в шарту? Отлично!

– Тьма опять проснулась и чуть не убила Сэн, – пожаловалась я, но на том конце связи не прониклись сочувствием. Вместо этого азор повторил вопрос:

– Ты где, айка?

– В парке… – ответила, растерянно оглядываясь. – Не знаю где! В самой мрачной и безлюдной его части. Да это пепелище сложно не заметить, Кир! – Хотела пошутить, но вышло как-то жалко и с непроизвольным всхлипом вместо запланированного смешка. – Эта тварь никак не нажрется. Может…

– Я уже подъезжаю. Стой на месте и жди меня! – Аше-ар отключился, а я, слушая гудки, тихо прошептала, заканчивая оборванную фразу:

– Может, тебе пока не стоит… приезжать.

Пробежав по инерции еще метров десять, замерла. Тьма остановилась вместе со мной и полупрозрачным шатром накрыла пространство шагов тридцать в диаметре. Отростки-щупальца, то удлиняясь, то почти исчезая, дегустировали все, до чего могли дотянуться. Я вдруг представила, как выгляжу со стороны, стоя «в желудке» у этого призрачного спрута, и зашлась в приступе истерического хохота.

Выбившиеся из косы пряди противно липли к коже, но как только я подняла руку, чтобы убрать со лба спутанную завесу, плечо пронзило болью. Удивленно посмотрела на инородное тело в виде крошечного наконечника стрелы, глубоко вошедшее под кожу. Попробовала подцепить его дрожащими пальцами, но эта металлическая заноза не желала поддаваться. А потом мне стало плохо.

Ноги ослабли, колени подогнулись, и я, точно барышня из исторического фильма, начала плавно заваливаться назад. Все вокруг воспринималось как в замедленной съемке. Вот тьма, сдуваясь, как проколотый воздушный шар, сворачивает туманные тентакли и втягивается в меня. Жажды больше нет, но нет и чувства насыщения, зато есть странная слабость, онемение и «вата», мешающая слышать. И все же я улавливаю приглушенные звуки – гул мотора, чьи-то крики, шаги… И грохот от соприкосновения собственного тела с землей, который в отличие от всего остального показался столкновением двух огромных айсбергов. Последнее, что увидела перед падением, – черный бок резко затормозившего «Смерча» с привязанной к сиденью серебристой коробкой и лицо соскочившего с байка Кир-Кули. Белое, холодное, непроницаемое, а в глазах – черная бездна и ни грамма голубого льда.