– А если я никогда не встану, Поль? – хмурится Родион. – Или никогда не вспомню тебя?

– Тогда я уйду… – отвечаю, сглатывая горький ком в горле. – Понимаю, что жить с незнакомым человеком – мука…

Покидаю палату мужа и неторопливо бреду по коридору в ординаторскую. Врач выслушивает мою просьбу и обещает подготовить выписку в ближайшее время. Я до смерти соскучилась за моей Бусинкой и не собираюсь оставаться в больнице ни дня! Звоню Маришке со стационарного телефона и прошу ее заехать в квартиру Максима Игоревича, собрать вещи Анфисы и перевезти дочку с няней в квартиру мужа. Предупреждаю Галину Серафимовну о грядущем переезде и облегченно вздыхаю, заслышав ее радостный возглас в динамике. Очень уж она привязалась к Родиону…

Ноги еще пекут от боли, но я сжимаю зубы и надеваю носки. Нужно заехать в свою квартиру за вещами, забрать кое-что из вещей Фисы, ее любимые игрушки, документы, проверить счетчики… По-хорошему квартиру нужно отмыть, вывезти старую мебель и поменять замок…

Надеваю трикотажный спортивный костюм, привезенный Маринкой, и собираю свои нехитрые пожитки в пакет. Прошу постовую медсестру вызвать мне такси. Пожалуй, в списке неотложных дел появился еще один пункт: покупка сотового телефона.

Такси быстро довозит меня до старенькой многоэтажки, прячущейся среди высоких тополей. Журавко привез мне в больницу сумочку, оставшуюся в обгоревшей после аварии машины. Нашариваю во внутреннем кармашке ключи от квартиры и уверенно шагаю к подъезду. Взмахиваю ладонью, прижимая ключ от домофона к замку, и в этот момент слышу пробирающий до костей голос за спиной:

– Долго же я тебя караулю, дрянь… Нагулялась и домой решила вернуться?

– Петя? Что тебе от меня нужно?

– Открывай дверь и поднимайся в квартиру. Есть разговор.

Полина.

– Петя, да оставь ты меня в покое, – вздыхаю, с трудом сдерживая омерзение. Кажется, он опустился еще больше… Хотя разве может быть больше? Отвожу взгляд, чувствуя, как меня затапливает страх… Он может меня ударить… Он сильнее, а Родиона нет рядом, чтобы заступиться… И он не в том состоянии, чтобы заступаться. Кто я для него? Жена, которую он не помнит? Странно, что Кирилл не подсказал брату заглянуть в паспорт – мы женаты всего ничего… Не так долго, чтобы я успела заслужить доверие.

– Разговор есть, дура, – произносит Петя, а я отворачиваюсь, почувствовав мерзкий запах перегара. – Серьезный.

– Говори в подъезде, – опасливо оглядываясь, отвечаю я. – Я приехала забрать вещи. А скоро придет слесарь, чтобы поменять замок. Я теперь замужем, Петь… Мой муж Родион Богородицкий.

– Ох ты же! – присвистывает Петя. – Не успел я предупредить! Молодец Родион, каков змей искуситель. Как все продумано, гладенько так…

– Ты о чем, не понимаю? – хмурюсь, теряя терпение. – Петь, я хочу, чтобы у тебя все было хорошо… Честно, я…

– Хаха! На тебя еще не покушались, дура? Он ведь только из-за наследства на тебе женился. А ты думала любовь? – выпучив глаза, выпаливает Петя. Плюется словами и слюной…

Ее гадкие капли достигают моей щеки. Вытираю лицо, борясь с желанием вызвать полицию.

– У нас любовь, ясно? Моя жизнь больше не твое дело, понятно? Уходи.

– Постой, Поль. Я пожалел, что пошел к нему… Взял эти проклятые деньги, а потом думал, убили тебя уже или нет? Ты все-таки мать моей дочери. Я… Знала бы ты, как я жил все это время.

– Да что ты несешь? – взрываюсь я.

Двери лифта со скрипом распахиваются, являя взору любопытную соседку с четвертого этажа. Делать нечего – надо подниматься в квартиру…

– Давай не здесь. Я… Не обижу, не бойся.

Открываю входную дверь, на миг проваливаясь в прошлое… Тот же запах, вещи, атмосфера… даже мужчина тот же… Желание убежать отсюда зудит под кожей, как клещ. Тяжело вздыхаю и ступаю в прихожую. Включаю свет и тотчас подхожу к тумбочке. Вынимаю наши с Фиской документы и складываю их в папку.

– У меня доказательства есть, Поль. А я… Прости, но я рассказал Родиону о том, как ты убила Артеменко. За вознаграждение, – Петр стыдливо опускает взгляд, застывая возле входа.

– Какой же ты жалкий, Жуков. И что, дал тебе Родион денег?

– Дал. Я… Я не все пропил, ты не думай, – оправдывается он, вскидывая ладони. – Просто… Меня мучила совесть. Сначала я на тебя злился, а потом… Я боялся, что никогда больше тебя не увижу. Думал, они уже убили тебя из-за этого чертового наследства. Вот, послушай… Я там удалил начало разговора, но ты все поймешь и узнаешь голос твоего благоверного.

Петя выуживает из кармана куртки записывающее устройство и нажимает кнопку…

– Миллион рублей?

– Ну… да. А вы можете и лям долларов дать?

– Вам? Нет. Я почти уверен, что ничего толкового от вас не услышу. Однако, от Полины Романовны мне нужен отказ от наследства. Только и всего… Я считаю ее мошенницей и хитрой лгуньей. Она втерлась в доверие моему отцу, так все и было. И я готов заплатить вам, как вас…

– Петр Сергеевич…

– А фамилия?

– Жуков.

Конечно, я узнала голос мужа… Значит, миллион? Все, что ему было нужно – отказ от наследства? А я в ее глазах мошенница и лгунья?

– Что там дальше? – выдавливаю бесцветно.

– Он меня тогда ударил. Дал деньги и выгнал.

– Вот так просто? Дал денег и не даже не обыскал на предмет диктофона? Или что там у тебя?

– Поль, ты хромаешь и… Что с тобой случилось? Я тоже боюсь за свою жизнь, – заговорщицки произносит Петр.

– А тебе-то что бояться? Наследница только я, – сглатывая горечь, отвечаю бывшему.

– Я свидетель.

– Свидетель чего? Петя, у меня мало времени.

– Тебя били? Что с ногами, почему ты…

– Мы с Родионом попали в аварию. Еще вопросы есть?

– Покушались на тебя, Поль! Ты знаешь, я ведь молчал тогда… Я видел еще кого-то в день убийства Артеменко. Закрываю глаза, Поль, а эти проклятые тени… Черт! Они как наяву… Снуют по коридорам производственного крыла, не дают мне покоя и…

– А вот отсюда поподробнее. Петь, ты сегодня много пил? Давай-ка пройдем в кухню и ты все расскажешь мне, – оживляюсь, чувствуя, как гулко бьется в груди сердце. Почему он ничего не сказал тогда? Да и сейчас…

– Не пил, Поль. Вчера бухал, не буду врать, но сегодня… В общем, когда мы с тобой оттащили тело Артеменко в его каморку, я потом еще раз туда спустился… Ты плакала, убирала в кабинете осколки этой проклятой вазы и не заметила моего отсутствия.

– Господи, кого ты видел?

– Слышал шаги. Мне показалось,